После Северной войны. Русский государь в XVIII веке
С 1710 года прибалтийские государства больше не представляли собой театр военных действий, но ужасные последствия Северной войны с ее смертями, пожарами и эпидемиями ощущало еще не одно поколение.
Наиболее страшные следы оставила после себя чума, которой оказались охваченными многие области Восточной Европы, и в особенности Восточной Пруссии. Разразившись в Курляндии и в середине мая 1710 года в осаж денной Риге, она прошествовала страшным смертельным маршем по всей Прибалтике. По осторожным оценкам прибалтийского историка барона Германа фон Брюнинга (1849-1927), подкрепленным результатами медицинского освидетельствования, из каждых 100 крестьян в Лифляндии умерло около 60, а в Эстляндии (по свидетельству Джордана) – свыше 70 человек.
При этом потери среди немцев были не меньше, однако точные цифры можно привести лишь в отношении представителей отдельных специальностей, корпораций и семей. Общее же количество умерших не поддается исчислению, поскольку их списки содержат много пробелов и являются неточными. Но и доступный нам материал позволяет составить более или менее точную общую картину и прийти к выводу о том, что урон, понесенный населением, соответствует показателям, которыми характеризовались области, наиболее пострадавшие в ходе Тридцатилетней войны[207].
Так, в Риге из 19 членов городского совета умерли 10, в том числе два бургомистра, из шести секретарей совета – пять, из 14 проповедников города и его ближайших окрестностей – 12, из 24 членов коллегии банка старейшин – 21, из 39 старейшин Большой гильдии – 27, из членов банка старейшин Малой гильдии – все пятеро, из 23 столяров – 17. Семья главы Рижской ратуши Дрейлинга потеряла всех взрослых мужчин, за исключением одного, а семья пастора Депкина – всех, кроме двух. Единственный выживший городской пастор Лаутербах записал в начале 1711 года, что в 1710 году из числа членов немецкой городской общины в церкви Святого Петра, Рижском кафедральном соборе и церкви Святого Иоанна похоронили 1951 умершего. И это не считая тех, кто был похоронен тайно или чьи тела оказались увезенными из города без ведома церкви. В общем, в том, что город, насчитывавший в 1709 году во всех четырех городских кварталах, не считая домов рижской знати, 8534 жителя и 1245 беженцев, потерял от чумы не менее двух третей своего населения, сомневаться не приходится. При передаче Риги русским в ней оставалось около 3500 горожан, из них 22 члена городского совета, 88 членов Большой гильдии, 555 членов Малой гильдии, а также 343 торговых служащих и мастеровых.
Пернау потеряло более половины своих жителей – по официальным данным, из числа горожан в живых осталось только 49 человек, а среди торговых служащих и мастеровых выжило лишь 19. В Ревале же, где с 12 сентября 1710 года по 3 января 1711 года списки умерших вообще не велись, скончались три бургомистра, 15 членов и два секретаря городского совета, все врачи и почти все учителя, а также все проповедники, за исключением трех выживших. И потери здесь, без сомнения, по своей значимости были не меньше, если не больше, чем в Риге – списки жителей города свидетельствуют о том, насколько сильно изменила чума его социальное и национальное развитие и саму структуру обитателей Реваля. По данным организованной русскими переписи, по состоянию на 30 декабря 1710 года в Ревале оставался всего 1891 горожанин.
