Книга Бойся меня - Алайна Салах

— Приятно было познакомиться, Макар, но мне придется вас оставить. Нужно ехать домой.

Синий взгляд припечатывает мою щеку, но я не готова его встретить. Отставляю фужер на стол, забираю сумку и наклоняюсь к Андрееву, чтобы извиниться за свой скорый уход. «Мне нужно», — вполне сойдет за пояснение. Не глядя, киваю оставшимся за столом и растворяюсь в шумящем весельем зале.

Глаза мучительно печет, но публичные слезы — непозволительная для меня роскошь. Поэтому я с силой заколачиваю в пол каблуки в попытке заглушить отчаянный крик сердца. Как я могла так вляпаться… Как? Чертов ублюдок добился своей цели: проник в мою кровь. Так больно мне не было даже когда я узнала об измене Димы. Потому что этот синеглазый психопат — это совершенно другое. Я влюбилась в него. Можно сколько угодно отрицать симптомы, но диагноз от этого не изменится: мучительная боль в левой половине груди, потеря ориентации и зацикленная картина того, как выбеленные локоны касаются его лица, не лгут. Я влюбилась в него, влюбилась... Нужно уехать, сбежать, спрятаться. Пересидеть эту агонию. Прижать в груди подушку, чтобы зажать дыру, из которой кровавой рекой хлещут чувства. Как же я пропустила и не поняла? Как?

Я не помню дорогу до дома. Прихожу в себя лишь когда таксист говорит, что мы приехали. Я влюбилась в него… В этого расчетливого психа, который привык манипулировать людьми. Это ли не насмешка судьбы над комфортом, в которому я всю жизнь стремилась? И что мне с этим делать? Чувства еще ни разу не забирались в меня так глубоко. Как мне быть со всем этим дальше? Не представлять, как он трахает эту блондинку, проделывая с ней все то, что и со мной? Чертов ублюдок… Я ведь прекрасно жила без него. А он пришел, когда я совсем не просила, влез в мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, растоптал...

Я скидываю платье на пол и залезаю в душ. Смываю яркий макияж, который делала для него, хотя и не желала этого признавать, и пытаюсь отогреться в потоке горячей воды. И что? Теперь так будет всегда? Постоянная борьба за спокойствие и гармонию с собой? Я не хочу так жить. Это не для меня. Ты просто ублюдок, Савва.

Когда я затягиваю пояс махрового халата, в дверь раздается звонок. От его резкого звука кожу пробивает током, и я застываю, глядя на свое запотевшее отражение в зеркале. «Останешься стоять так, или все же пойдешь откроешь? — цинично усмехается голос внутри. — Кто, по твоему, пришел?»

По пути в прихожую я перебираю все возможные варианты того, кого могу обнаружить за дверью в одиннадцать вечера. Соседка, которую я неведомым образом затопила, Ирина, поругавшаяся с мужем, Андреев или поддавшийся ностальгии Никита? Обманываю себя ровно до того момента, как не глядя в глазок, открываю дверь.

На пороге стоит Савва. Он без пиджака, а недавно зачесанные назад волосы сейчас выглядят растрепанными. Тяжело дышит, словно бежал.

Я обнимаю себя руками, набираю в грудь воздуха, чтобы притушить ту бурю, что поднимается изнутри. Она выворачивает меня наизнанку, но я с ней борюсь. Потому что если перестану — попросту расплачусь.

— Почему ты ушла? — глухо спрашивает он, переступая порог.

— Я не приглашала тебя внутрь, — замечаю я, сильнее сдавливая предплечья.

Он выглядит другим. Сейчас передо мной не пресытившийся хозяин праздника, купающийся во внимании высшего света, и не упивающийся вседозволенность эгоист. Сейчас это тот Савва, которого я еще не видела.

— Почему ты ушла? — повторяет он свой вопрос.

Я впадаю в неприсущий мне мазохизм, просто наслаждаясь тем, что причина моих страданий на меня смотрит.

— Предлагаешь наблюдать, как ты поглощаешь фастфуд?

Савва придвигается ко мне вплотную, так что я могу различить малейшие оттенки его запаха: в нем салон Теслы, его парфюм, вечерний воздух, разгоряченная кожа. Ни единого намека на белокурую Барби.

— Ты же знаешь, что я всегда так действую, — отрывисто шепчет он, запуская ладонь мне в волосы. — Иду к цели самыми эффективными путями. Делая больно. По-другому я не умею.

Мне стоит усилий не зажмуриться оттого, сколько облегчения приносит его жадное касание. Словно на загнивающую рану насыпали антибиотик. Словно умирающему от рака вкололи морфин.

— Ты добился своего. Мне больно.

— Знаю. Ты могла меня раздавить, заигрывая с тем мужиком. А за это я бы обязательно раздавил его.

Его горячее тело прижимается к моему, наши почти губы соприкасаются, и все мое существо заходится в нестерпимом желании получить то, что непременно случится через какую-то секунду. Наш поцелуй.

— Я меня не было цели причинить тебе боль.

— Вот странно, да? — ладонь Саввы находит мою и прижимает к груди, где оглушительно колотится его сердце. — Потому что сейчас прямо здесь мне очень больно.