Книга Изгнанная из рая - Даниэла Стил

— Ее хорошо отделали, Питер, — сказал он, открываяисписанный невозможными каракулями больничный листок Габриэлы и занося тудасвой анамнез. — Ты обратил внимание на пальчики на шее?

Питер Мейсон кивнул. Он принимал Габриэлу, и он же оказывалей первую помощь, прежде чем передать ее ортопеду и хирургу.

— Похоже, она кого-то здорово разозлила, — сказалхирург. Он был опытным, много повидавшим в своей жизни врачом, но даже онудивлялся, как Габриэла осталась в живых.

— Ерунда, — без улыбки отозвался Питер. —Должно быть, забыла подать мужу тапочки или снова пересолила суп. Все каквсегда.

Это была мрачная шутка, но именно такой юмор помогалврачам-травматологам не сойти с ума. Им приходилось видеть слишком много страшного:пострадавшие в автомобильных авариях, бросившиеся из окна самоубийцы, жертвыпреступников — все они попадали сюда, и врачам далеко не всегда удавалосьвыиграть схватку за жизнь. Иногда в приемный покой попадали дети, и тогдасохранить спокойствие бывало особенно трудно. Каждый молодой врач, попавший вотделение травматологии, либо очень быстро расставался со своими иллюзиями,либо уходил. Питер предпочел остаться, хотя это обошлось ему не дешево.

— Так копы видели пальчики у нее на шее? —повторил свой вопрос хирург, закрывая больничный листок.

— После того, как ей взяли руку в гипс, полиция сделаланесколько фотографий. Сейчас, кстати, девочка выглядит гораздо приличнее.Посмотрел бы ты, на что она была похожа, когда ее только что доставили.

— Могу себе представить, — вздохнул хирург и,помолчав, добавил:

— Как думаешь, она выкарабкается?

Питер Мейсон ненадолго задумался. Список внутреннихповреждений состоял почти из трех десятков пунктов, а еще не до конца просохшиерентгенограммы показывали не только новые переломы, но и множество старых,давно заживших. У Питера сложилось впечатление, что мисс Харрисон когда-топобывала в серьезной автомобильной аварии. Левый глаз у нее был поврежден, однапочка перестала функционировать. Слава богу, хоть череп цел. Но сотрясение,судя по всему, было серьезное.

— Думаю, выкарабкается, — ответил Питер, хотя насамом деле у него были все основания сомневаться. Самым главным препятствием напути к выздоровлению была все же внутримозговая гематома. Габриэла могла на всюжизнь остаться совершенно беспомощной, полупарализованной идиоткой, неспособной самостоятельно ни есть, ни пить и соображающей не больше, чемпонимает кочан капусты на грядке. В этом случае для нее было бы лучше умеретьна операционном столе.

— Надеюсь, они схватят того сукиного сына, которыйсделал это, — с чувством произнес хирург и, сбросив в мусорный бакрезиновые перчатки, стал мыть руки. Его смена закончилась, и он собиралсядомой, ужинать.

— Это наверняка любовничек постарался, — сквозьзубы пробормотал Питер. Сожители и мужья, напившись или приревновав, частосрывались по поводу и без повода и вымещали на подругах свою собственнуюущербность. Они готовы были убить, лишь бы успокоить свое собственное эго — задесять лет работы в травматологии Питер не раз сталкивался с подобнымислучаями.

Самому ему было тридцать пять лет. Два года назад онразвелся с женой, которая в один прекрасный день просто сказала ему, что неможет больше выносить его бесконечных дежурств, его постоянной озабоченностисостоянием больных и специфического юмора. Он и сам начинал бояться, чтостановится циничным, черствым, угрюмым, но ничего с собой поделать не мог.Удивлялся он только одному — тому, как Лилиан хватило терпения на целых пятьлет. Ему выпадали редкие выходные, да и то его могли каждую минуту вызвать вбольницу — спасать очередного «летуна» или собирать из кусочков жертвуавтомобильной аварии. В конце концов Лилиан променяла его на пластическогохирурга, который удалял морщины состоятельным клиенткам. У Питера неповорачивался язык, чтобы произнести хоть слово осуждения. Если уж у него поройбывали минуты, когда он был готов послать все к черту, то чего требовать отженщины.

Вечером он несколько раз заходил в палату интенсивнойтерапии, в которой, кроме Габриэлы, лежали еще две пациентки. Одна из них,выпрыгнув из окна четвертого этажа, отделалась сложным переломом таза. Питервот-вот собирался переводить ее в общую терапию. Второй в палате была юнаянаркоманка, которая не рассчитала дозу и свалилась на рельсы метро. Онадоживала свои последние часы — Питер, во всяком случае, был уверен, чтодевчонка не выкарабкается.

Что касалось Габриэлы, то ее жизнь была все еще подвопросом. Состояние ее оставалось стабильным, и Питер отметил это судовлетворением. Но она до сих пор не пришла в сознание, а выжить Габриэламогла только в том случае, если бы сама захотела этого и начала бороться.

От сиделок Питер узнал, что из пансиона, в котором жилаГабриэла, несколько раз звонили и справлялись о ее состоянии, однако среди этихпожилых людей не было ни близких родственников, ни мужа. Следовательно, какизначально полагал Питер, с ней расправился любовник. Застигнутые на местепреступления взломщики и квартирные воры никогда не избивали случайногосвидетеля с таким усердием — для них это жестокое действо было лишьнеобходимостью, и они никогда не вкладывали в него всю душу. Тот, кто напал наГабриэлу, не пожалел ни сил, ни времени, чтобы нанести ей максимум повреждений.Единственное, что ему оставалось сделать, чтобы картина была полной, это облитьее бензином и поджечь — во всем же остальном он преуспел. На Габриэле, чтоназывается, не было живого места.

— Есть какие-то изменения у мисс Харрисон? —спросил Питер у дежурной сестры, в очередной раз зайдя в отделение интенсивнойтерапии, но та отрицательно покачала головой.

— Никаких.

— Что ж, отсутствие перемен к худшему — ужеуспех, — пофилософствовал Питер. — Но все же будем надеяться налучшее.

И он посмотрел на часы — начало первого ночи. Питер подумал,что было бы неплохо вздремнуть. На дежурство он заступил в полдень, а значит,половина смены уже прошла.

— Разбуди меня, если что-нибудь случится, о'кей? —Он улыбнулся сестре, и та ответила ему дружеской улыбкой. Ей, как и многимдругим, нравилось работать с Питером. Он был отличным парнем, а мягкие русыеволосы и темно-карие глаза делали его весьма и весьма привлекательным. Правда,Питер бывал крут, ибо не терпел расхлябанности и пренебрежения своимиобязанностями, но он был чертовски хорошим врачом.

Потом Питер ушел в комнатку, которая использовалась дляхранения медикаментов, запасных носилок и перевязочных материалов. Там жестояла складная походная кровать, на которой врачи и сестры могли отдохнуть,если выдавалась свободная минутка. Через пять минут он уже спал.

Сестры и сиделки внимательно наблюдали за Габриэлой досамого утра, но она так ни разу и не пошевелилась. Дыхание ее было неглубоким иредким, а пульс — слабым, но стабильным. Утром в палате прозвучал сигналтревоги, но он не имел к Габриэле никакого отношения — умерла юная наркоманка,лежавшая на соседней койке. Сознание так и не вернулось к Габриэле, и Питерначал опасаться самого худшего — комы.