И всё это, практически не останавливаясь, продолжая целенаправленное движение вперёд…
Пока вдруг не остановился, не обернулся и не сказал мне:
— Арвэн, ты во дворец. Помоги там и… тебе не стоит этого видеть.
Видя, как горят от ярости его глаза, я благоразумно кивнула, а потом и самостоятельно ушла в призванный мужчиной портал.
Да, можно спорить и отстаивать свои права, но иногда бывают случаи, когда лучше просто отступить. Потому что так будет правильно, потому что так надо. Ему надо. И если Аксэль не хочет, чтобы я видела его ярость, я не буду лишать его этого права.
Поэтому я решила побыть хорошей и послушной девочкой.
А во дворце продолжался контролируемый хаос. В смысле, куча народа, все что-то делают или что-то хотят, сотни голосов, жуткая толкучка, но всё это контролируется хмурым правителем, что стоял в стороне в обществе моей сестры и каких-то военных.
Во всём этом безобразии моё появление никто и не заметил.
Слуги и лекари занимались тем, кто перенастраивали артефакты детей на обезвреженных и бессознательных храмовников, потом детей быстро осматривали, откармливали, расспрашивали обо всём, что происходило, и отправляли домой в сопровождении двух воинов.
Всё это происходило в одном помещении, поэтому процесс затянулся. Очень сильно.
— Оповестите жителей о возвращении детей, — устало посоветовала я одному из военных, проходя мимо, — пусть приходят и забирают.
На меня как-то странно покосились, но всё же приказ выполнили.
И уже через десять минут у подножия дворца начала собираться обеспокоенная очередь из жителей. Они собирались со всех уголков, съезжались со всех островов, лишь бы им вернули их детей.
А когда уже излеченные мальчики и девочки попадали в их объятья… эти слезы, что блестели в глазах даже суровых мужчин, я вряд ли забуду хоть когда-нибудь.
Слёзы искреннего счастья, того, что не имеет материальной оценки.
Слёзы, когда сердце рвётся на куски от счастья, когда надежда поёт, не жалея горла, когда всё внутри кипит и бурлит, и хочется кричать, кричать так громко, чтобы все-все услышали и разделили с тобой твоё счастье…
Убедившись, что внутри моя помощь не нужна, я пошла помогать на улицу. Отвела нескольких детей к их семьям, получила совершенно незаслуженные, как я считаю, объятья и слова благодарности, сама расплакалась, так трогательно всё это было.
А потом обернулась, собираясь идти обратно ко дворцу и помочь ещё кому-нибудь найти свою семью, и попала в чьи-то бережные объятья.
Меня осторожно сжали, положили щеку мне на голову и просто остановились без движения. Я отчётливо чувствовала, как подрагивают от напряжения мышцы Аксэля во всём теле, и позволяла ему обнимать себя, потому что чувствовала ещё и то, как медленно он расслабляется.
Вокруг нас продолжалось движение. Люди плакали от радости и тревожились от незнания, и все они с одинаковой надеждой ожидали выход очередного ребёнка в сопровождении военных, и все равно радовались, когда его находили, обнимали, целовали и говорили ему о том, как сильно его любят и как скучали…
И это было до ужаса мило, я и сама не заметила, как вдруг начала шмыгать носом и заливать рубашку Аксэля слезами. А потом он прижал меня к себе сильнее, погладил по спине своей широкой ладонью и шепнул:
— Всё хорошо, Арвэн. Уже всё хорошо. Ты моя большая умница…
И я всё же расплакалась — основательно и надолго. Позволила мужчине подхватить меня на руки и унести в какую-то комнату во дворце, уложить на мягкую кровать, укрыть тёплым пледом и обнимать в попытках успокоить.
Это просто нервы, определенно. Все слёзы из-за них.
Двадцать четыре
Над дворцовой площадью гремел праздничный салют. Многочисленные разноцветные искры заслонили весь небосклон, раскрасив тёмную ночь во что-то розово-фиолетовое. Даже отсюда слышались многочисленные радостные крики.
Страна праздновала свою победу.
— Эх, красиво! — Тоскливо вздохнула Арлим, предпочитая не спать, а сидеть на широком подоконнике своей комнаты в гостинице, где мы были последнюю ночь.
Дело сделано, дети спасены, враги наказаны и все счастливы. Оба правителя, и сейчас я уверена в том, что правят они действительно вместе, даже детей драконов вернули родителям, а затем всех их переправили порталами в благоприятные для них воды. Туда, где им и нужно быть.
Храмовников публично лишили магии, а затем и гражданства, выставив из страны без возможности когда-либо в неё вернуться. Кормэй не простил, и никогда не сможет простить такой подлости — использовать беззащитных детей в качестве щита против местных властей, точно зная, что те не захотят рисковать детскими жизнями — своим будущим. Поэтому малышей похищали и насильно удерживали. Кого-то готовили стать служителями храма — тех, кто был на его территории, а остальных же, запрятанных в пещерах… просто держали. Как даже не знаю кого.
Не будь на площади военных, горожане храмовников попросту бы разорвали. И мне даже не было бы их жаль.
Но всё закончилось лучше, чем предсказывала моя кровожадность, и теперь все были счастливы, а мы с Ар… а у нас корабль завтра рано утром.
И нам бы обеим сейчас спать, но нет никакого желания, поэтому сестрёнка смотрит на далёкий, но всё равно ужасно шумный салют, поглаживая привычно забравшегося на плечо и сладко дремлющего зверька, а я сижу за столом в её комнате, освещая тот висящим над головой пульсаром, и рассчитываю формулу идеальной магической защиты.
У меня даже что-то получается. Кажется… Во всяком случае, идея и желание есть, а это уже половина дела. Есть ещё и приличное количество исписанных листов, что добавляет плюсиков на мой счёт.
— Могла бы пойти, — напомнила я сестре уже в десятый раз.
Головы не поднимала, но её укоризненный взгляд почувствовала отчётливо.
— И оставить тебя одну? — Возмутилась она. — Нет, мне и здесь хорошо.
И голову я всё же подняла, чтобы бросить на неё взгляд, заметить поджатые губы, грустный взгляд за окно и сказать:
— Врунья.
Арлим в ответ лишь вздохнула, даже спорить не стала. И от этого я почувствовала себя ещё более противно — жуткой эгоисткой, из-за которой сестра лишилась праздника. А ведь это и её праздник тоже, она, в конце концов, принимала во всём этом безумии участие, активно помогала освобождать детей от артефактов и находить им свои семьи.
Наревелась ещё больше, чем я сама.
— Между прочим, это твоя заслуга. Ты помогла им всем, — заметила Арли через несколько минут молчания.
— Это моя работа, — снова пояснила ей, постукивая кончиком карандаша по столешнице и старательно обдумывая вырисовывавшуюся на бумаге схему. В целом, она выглядела правильной, но интуиция подсказывала, что я допустила ошибку.
