— Что твои апельсины, что эта Испания твоя, — горячась, вещал раскрасневшийся Миша. — Ты к нам следующей зимой приезжай, я тебе тайгу покажу! Снег! Медведей!
Эду согласно кивал и наливал по новой.
— За молодую семью! — пояснил он с сильнейшим акцентом, повторяя фразу, которой научила его Марина.
— Йес! — проговорил Лось, торжествуя победу над языковым барьером, взяв предложенный ему бокал.
— А испанец-то сечет! — радовался Миша. — Ну, за Аньку мою!
В двери заглянула Марина. С минуту она наблюдала веселье, морща и кусая губы, чтобы не рассмеяться, разглядывая отмечающих великое событие мужчин.
— Нет, Ань, ты посмотри на них, — протянула она, заставив всех троих обернуться на ее нежный голос. — Посмотри на этих алкоголиков! Ну, все же одинаковые, что импортные, что свои…
Анька заглянула на кухню и погрозила не в меру развеселившемуся Лосю пальцем.
— Я тебе покажу, — грозно заявила она. — Если тебя развезет, я тебе рога-то поотшибаю…
Но Лось уже поднялся, оправляя пиджак, стирая с лица улыбку и стараясь выглядеть как нельзя более серьезно.
— Не развезет, — возразил он, подходя к своей невесте, в глазах которой читалась тревога. — Этого слишком мало, чтобы я опьянел.
— О-о-о, Лось, ты еще и бухаешь?! — изумилась Анька, но Лось, смеясь, чмокнул ее в намарафеченную макушку:
— Нет. Не переживай.
— Смотри мне!
* * *
Свадьба удалась солидной, и Миша, принимая поздравления от многочисленных партнеров и друзей, чувствовал себя крестным отцом.
Несмотря на выпитый коньяк, никого из веселящейся троицы не развезло; только у Миши лицо стало чуть краснее, у Лося — чуть веселее, а у Эду голос — чуть звонче. И к тому же, он смог произнести тост почти без акцента, чем несказанно порадовал папу Мишу.
— Вот за что люблю вас, испанцев, — доверительно втолковывал Миша Эду, — так за то, что умеете веселиться и пить!
— Si, — небрежно ответил Эду. — Повто-орим?
Вальс с невестой Лось перед гостями станцевал безупречно; Анька, сияя улыбкой, кружилась, удерживаемая его сильной рукой. Глядясь в его смеющиеся глаза, она ахала, поражаясь, что Лось умеет так красиво двигаться, и танец не смог испортить даже отчаянный рев мадам Медведицы, которая припадала на плечо Миши и сморкалась в его галстук так узнаваемо, что Лось, косясь на нее, не смог сдержаться — рассмеялся, обнимая свою смутившуюся невесту.
— У меня только папа кремень, — шипела пристыженная Анька. — Лось, прекрати ржать!
— А по имени меня сегодня назовешь? — спросил Лось, бережно обнимая невесту и чуть касаясь ее раскрасневшихся губ своими губами под громкие одобрительные крики гостей. — В качестве подарка? Анри — скажи это так, как ты только можешь. Назови!
Лось снова целует Аньку, сладко, нежно, страстно, с ноткой желания, уже не обращая внимания на собравшихся гостей, которые вопят и громко аплодируют этому поцелую.
— Анри, — ядовитенько произнесла Анька, отвечая, однако, на поцелуй, — а расскажи-ка мне, милый муж — о, точно, муж! — что это на моей свадьбе делает эта загарпуненная акула?!
— Загарпуненная акула, — в тон ей отвечает Лось, жадно обнимая ее тонкую талию, — приглашена на мою свадьбу. Все ж он мой брат.
— Черт, и хватило же совести притащиться, — ворчала Анька, рассматривая напряженное лицо Акулы, только-только обросшее новыми бровями. — Он что, совсем непробиваемый?
— Почему? — удивился Лось, покачивая Аньку в медленном танце. Пространство вокруг них медленно заполняли другие танцующие пары, заслоняя собой Акулу, и Анька перестала вертеться в руках Лося, стараясь разглядеть Лассе.
— Ты же видел его в розовых трусах, — сварливо напомнила она. — Я бы на его месте после этого позора легла на дно лет на сто.
— Я его видел, — подтвердил Лось, склоняясь к самому ушку своей маленькой невесты, — а он меня — нет. Он не знает… и я просил бы тебя… не говори ему никогда. Он действительно сильно унижен и раздавлен. С него достаточно. Ты наказала его очень сильно. Сильнее, чем он заслуживает.
Анька даже застонала, закусив губу и мотая головой.
— Лось, почему ты добрый такой?! — удивилась она, ухватив Лося за уши и вглядываясь изумленно в его светлые счастливые глаза. — Ты святой, что ли?! Он же тебя готов уничтожить, сожрать, а ты его жалеешь!
— Быть может оттого, — сказал Лось загадочно, — что я счастливее него? Посмотри — что у него есть? — Анька глянула на Акулу, обтянутого модным пиджачком. — Только то, что он носит. Только то, что с ним рядом, — Лось кивнул, указывая на Нину, которая очень удачно сунулась Акуле под руку. — И все. Завтра одежда обветшает — а он не способен заработать на новую, — девушка удерет, и что с ним останется? Ничего; а у меня есть ты. Ты, моя золотая. Ты, моя хорошая. Ты, моя любимая.
— Ох, Лось, — прошептала Анька. — Ты умеешь проехать по ушам и усыпить совесть. Мне даже жаль его стало.
— И это правильно! Жалей его; жалей, а не злись. Он не стоит твоей ярости.
— Анри, ты сейчас его защищаешь?
— Да, моя ненаглядная; да. Защищаю. Мне его жаль.
— Лось, какой ты сильный! Как будто у тебя не четыре, а восемь копыт!
Лось зарылся лицом в волосы Аньки, смеясь и поглаживая ее тонкую шейку.
— Пусть так, — ответил он просто.
Меж тем неугомонный папа Миша затеивал какой-то перформанс; его лицо сияло так, словно он готов был подложить самую огромную свинью конкурентам, и, судя по тому, как поспешно отирал салфеткой губы Эду, папа Миша принуждал испанца сию минуту отдать долг его дочери.
— А тепер-р-рь, — раскатисто крича он, привстав, — Эдуар-р-рдо…
Анька знает, о чем будет просить ее отец. Она видит взгляд Марины и смеется, машет ей рукой.
— Анри, — шепчет она Лосю на ухо, обхватив его за шею рукой и целуя в ухо, в шею — сладко-сладко, — иди к папе. Я сейчас принесу Эду гитару. Он споет нам… Ты же не умеешь петь серенады? А он умеет; он мне должен!
Эду разговорчив; прижимая руки к груди, он говорит длинную речь на ломаном русском.
— Если бы не было бы Ани, — говорит он, переводя взгляд на невесту, — то не было бы нас.
Он понимает, о чем он говорит. Маринка, обучая его русским словам, объяснила смысл этой фразы, и Эду тронут до глубины души сказанными им словами. Голос его дрожит, он прижимает к себе свою Марину и целует ее, и радостные гости ревут на все лады.
— Сейчас! — кричит Анька, маша Эду рукой и утопая во всеобщем гвалте. Она бежит в подсобку, туда, где лежит его гитара, но не только для того, чтобы ее принести, а чтобы перевести дух и отереть вновь набежавшие слезы. То, что Лось сегодня на ней женится — это невероятно. Она чувствует абсолютное счастье оттого, что теперь они вместе, оттого, что теперь Лось принадлежит ей, и ей хочется кричать о своем счастье — как и крушить. Ломать и убивать тех, кто мешает ее безоблачному счастью.
