Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
— Значит, так, братцы! — подвёл черту генерал, обращаясь уже к унтерам. — Благодарю за службу, а теперь тащите этого бомбиста в вагон на допрос. Только перетяните руку и ногу, чтобы не издох раньше времени.
— Не извольте сомневаться, ваше превосходительство, до допроса доживёт, нам не впервой таких шустрых потрошить приходится. Заговорит, как на исповеди.
В течение получаса проводился блиц-допрос, в процессе которого на злоумышленника поочередно оказывались некоторые воздействия, стимулирующие искренность в виде легкого постукивания сапогом по наскоро перебинтованной руке и ноге. Потеря сознания тут же купировалась расторопным фельдшером, заботливо подносящим смоченную нашатырным спиртом ватку к расквашенному носу лжеобходчика. Ведро с водой также было в готовности к применению в качестве средства реанимации. Примерно на тридцать пятой минуте допрашиваемый начал говорить, зачастую опережая сами вопросы…
Ахмед, таково было настоящее имя террориста, был из недоучившихся студентов и имел в турецкой армии звание «забит намзэди», то есть кандидат в офицеры. Попав в плен, высказал желание сотрудничать с администрацией лагеря для военнопленных, активно учил русский язык. Затем вместе с одним из турецких офицеров был отправлен в регион с мусульманским населением. Так они попали в Туркестан. Затем ему организовали побег и устроили работать на железную дорогу. По легенде он был родом из казанских татар, что легко объясняло наличие соответствующего акцента. Его непосредственной задачей было предотвратить отправку любого состава, перевозящего солдат в сторону Бухары, так как на поезд генерал-губернатора Куропаткина подготовлено нападение примерно в ста верстах от Ташкента. А далее должно начаться восстание против русских гяуров и их местных прислужников.
— Так-с, господа… — этими словами Половцев открыл импровизированный военный совет, на котором помимо него самого, полковника Лисовского и капитана Волгина присутствовали и несколько прапорщиков, включая, естественно, уже упомянутых выше Петра и Павла. Ротмистр Белозерский и штабс-ротмистр Астафьев с группой солдат проверяли территорию станции.
Наплевав в определенной степени на субординацию, Пётр Александрович исходил из суворовского постулата о том, что каждый солдат (не говоря уже об офицерах) должен понимать свой маневр. Тем более что нужно было срочно принимать решение, а счёт шёл не на часы, а на минуты…
— Я позволю себе нарушить традицию выслушивать поначалу младшего по чину и изложу свой план действий, но прошу господ офицеров затем высказать свои предложения. Господин капитан, вы с основными силами на всех парах мчитесь в направлении станции Джизак. Судя по тому, что на запросы по телеграфу перестала отвечать станция Сырдарьинская, нападение на поезд генерал-губернатора должно произойти на промежутке между ней и этой станцией. Я же прошу вас выделить мне одну радиостанцию, дабы обеспечить прямую связь между нами, а также десяток бойцов с оснащённых, как говорил подполковник Гуров, «по-боевому» и прапорщиков Паньшина и Орехова. Я отправляюсь в резиденцию генерал-губернатора и поднимаю войска в ружье. Ваша задача — найти генерала Куропаткина и привезти его живым и здоровым. А теперь я слушаю вас, господа офицеры.
— Ваше превосходительство, — начал Волгин, — я дал команду взять под охрану помещение телеграфа на станции и контролировать приём и передачу сообщений. А также взять любой готовый к отправке паровоз, прицепить впереди платформу и оборудовать на ней укрытие из мешков с песком для стрелков и пулемётного расчета.
— Ваше превосходительство, простите за задержку! — В купе, где проходило совещание, вошёл ротмистр Белозерский. — На территории выявлено еще двое злоумышленников, включая телеграфиста. Я предлагаю вам остаться в вагоне под надежной охраной, в нём же развернуть радиостанцию. Также отсюда можно телефонировать в резиденцию генерал-губернатора и вызвать нужных вам офицеров…
Половцев не стал спорить, хотя ему как каждому боевому русскому офицеру претило посылать людей в бой, а самому оставаться в безопасности. Весьма опасное чувство… Именно из-за него большая часть кадровых офицеров ещё довоенной выучки полегли на поле брани в первые же два года войны. Отбросив в сторону эмоции, генерал отдал лаконичный приказ:
— Капитан Волгин, сажайте на любой паровоз, стоящий под парами, нашу обслугу и пару ваших штурмовиков. Впереди и сзади локомотива — платформы с бруствером из мешков с песком. Обеспечьте в каждую из них по три «мадсена», по паре десятков стрелков с «бетами» и несколько человек с винтовками для работы с дальней дистанции. На задней платформе соорудить отдельное укрытие для радиста. И — вперёд, на полных парах. Если до станции Джизак не настигнете поезд генерал-губернатора, то радируйте мне и немедленно возвращайтесь назад. Наступление на Бухару потребует значительно больших сил, сбором которых я займусь сам. С Богом, Иван Георгиевич, ступайте!
А теперь задача для вас, господа офицеры Корпуса госбезопасности. Приказываю остановить движение поездов, все воинские команды, размещённые в них, оставлять здесь, на месте, формировать ударную группу. Каждому из вас под начало — по десять бойцов и пулемётный расчет. Всех офицеров, не желающих подчиняться, препроводить ко мне. Я сумею их вразумить. Протяните телефонный кабель на станцию и организуйте мне связь с резиденцией генерал-губернатора Куропаткина. И вот ещё что — отправьте телеграмму генералу Келлеру о состоянии дел и принятых решениях…
Глава 28
В ожидании великого князя Михаила сижу и смакую результат очередного эксперимента Павлова в области фиточаёв. Иван Петрович уже сменил гнев на милость и, помня, что с удовольствием я пью только Дашенькин кофе, предложил новый травяной сбор, ядовито заметив при этом, что для моей головы с навозом вместо мозгов это будет полезно, может быть, и думать со временем начну иногда. Это всё же лучше, чем тот получасовой рёв разъярённого носорога, которому по неосторожности оттоптали самое дорогое, что есть у каждого самца. Причиной незапланированного сольного концерта послужил мой рассказ о том, что произошло у нас с турками. Особенно тот факт, что я попал в плен к басурманам. Я тогда узнал о себе много нового, но, к сожалению, неприятного. Поэтому не остался в долгу и тоже высказал академику всё, что думаю о нём и его упражнениях в изящной словесности. А также подробно и красочно описал то место, где я видел его познания в ведении боевых действий. Келлер, выступавший в качестве рефери, окончил поединок, послав меня сначала по давно всем известному эротическому маршруту, а потом на две недели под домашний арест на излечение и во избежание.
Дома Даша добавила свою лепту в неблагодарное дело перевоспитания Дениски-дурачка, у которого шило в заднице и который не думает ни о чём, кроме как о своих приключениях, которые когда-нибудь, тьфу-тьфу-тьфу, не приведи Господь, закончатся очень плачевно. В окончание своей пятиминутной воспитательной нотации добавила, что если я оставлю её вдовой, а Марью — сиротой, то она мне этого никогда не простит. После чего занялась обработкой моей «страшной» раны, представлявшей собой уже начавшую затягиваться рваную ссадину, почти не видную под начинающими отрастать волосами.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
