— Ты научилась? — качала головой Тэрэсия, посмеиваясь. — Господин граф строгих нравов.
— Нет-нет, не трогайте их, — Вилда заметно нервничала, расставив руки над малышами.
— Элли, поди сюда, — баронесса быстро села в постели с беспокойством поглядывая на опущенный занавес. — Вилда, не позволяй ей трогать мальчиков.
Наташа, оставив вязание, уставилась на тёмное пятно полога. Тревога хозяйки передалась ей.
В дверях показался барон и непривычно резво направился к ложу, на ходу раздражённо брюзжа:
— Госпожа Элли, пожалуйста, не приближайтесь к моим сыновьям.
— Эуген, — укоризненно качнула головой супруга, — пусть она посмотрит на них. Всего лишь посмотрит.
— Вилда, не позволяй ей никого и ничего брать в руки, — приподнял тяжёлую ткань, схватив родственницу за локоть, уставившись в её большие глаза: — Госпожа Элли, мне хватило пары дней вашего общества, чтобы не желать с вами встречи очень долгое время.
— Я же попросила у вас прощения, господин барон, — девушка не вырывалась, недоумевая, просительно глядя на него. — Уверяю вас, подобное никогда не повторится. Вы же не отправите меня назад только потому, что я…
— Замолчите! — цыкнул он на неё, багровея. — Иначе…
— Эуген… — поспешно вмешалась Тэрэсия. — Прошу тебя…
— Я пойду. — Пфальцграфиня встала, привлекая к себе внимание. Семейные секреты должны остаться семейными. Натолкнулась на изучающий взор девичьих пронзительных светло-карих глаз.
Вскинув тонкую бровь, её рассматривали с нескрываемым любопытством.
Элли была необычайно хороша. Подвижное выразительное лицо с ярким румянцем и живой мимикой. Высокая и тоненькая, как тростинка, она выглядела вполне женственно.
— Это моя компаньонка фрейлейн Лэвари Ольес из Фландрии.
— Фландрии? — переспросила Стрекоза, остановив взор на вязаном изделии в руках Наташи, присевшей в реверансе. — Вы мне поведаете о Балдуине. Правду говорят, что он страшен, как смертный грех?
— Элли… — остановила её старшая сестра.
— Вы видели Балдуина? Какой он? — не обратила внимания на замечание.
«Что за Балдуин? — чертыхнулась пфальцграфиня. — Не хватало мне только какого-то Балдуина. Знать бы, кто это…». Не подав вида, скромно потупилась и на всякий случай открестилась:
— Видеть не пришлось, но слышать слышала.
— А нурманов живых видели?
Да, она видела. Слово, брошенное невзначай, вызвало страшное воспоминание: драконью голову с оскаленной пастью на носу драккара и викинга с бездушными злыми глазами. Услышала душераздирающий крик матери… Озноб, прокатившийся по телу, леденящим плотным кольцом свился вокруг неё, душа.
— Видели, да! — воскликнула настырная девчонка, захлопав в ладоши. — Как интересно!
— Нет, — выдавила из себя Наташа, поспешив к выходу, слыша, как за спиной разгораются страсти.
Барон не выдержал напористости неукротимой свояченицы:
— К госпоже Элли нужно приставить смотрителя, чтобы она за ночь не сожгла замок или не устроила его разрушение. И завтра же отправить её назад.
Элли надменно поджала губы, выпрямившись, не удостоив родственника вниманием. По всей вероятности в их отношениях зияла безразмерная брешь.
— В последний её приезд мы все долго отмывались от её… шалости! — повысил голос мужчина. Судя по гневному виду Эугена, озорство Стрекозы обошлось ему дорого.
— Любимый, будь снисходителен. Она так молода, — увещевала баронесса, поглаживая руки супруга.
— Молода? Через год она станет женой и матерью. Не пора ли вплотную заняться изучением домоводства и больше чтить Господа.
Элли, часто заморгав, сморщила хорошенький носик, намереваясь возразить. Но смолчала. Отбыть назад под опеку отчима не входило в её планы. Провести Йольские празднества под замком, когда все вокруг будут предаваться веселью? Никогда!
— Я постараюсь вести себя смирно. Обещаю.
— Она постарается, — покачал головой барон. — Посмотрим на эти старания.
Рано утром, подходя к кухне, Наташа почуяла неладное. Звуки перебранки и возмущённых голосов пробивались через закрытую дверь. Открыв её, в лицо девушки пахнуло смрадом пригоревшего масла и сбежавшего молока. Под закопчённым потолком собралось белёсое облако, потихоньку дрейфующее в сторону открытой настежь двери на улицу. А в полутёмном помещении…
Пфальцграфиня опешила. Все работники в застывших позах с различными предметами утвари в руках возбуждённо перекликались, глядя в угол, откуда слышалось злобное угрожающее рычание. Казалось, что там засела, как минимум, рысь. Наташа, приблизившись, узнала коричневого с чёрными полосами кота Ребекки. Присмотрелась. К его хвосту были привязаны два деревянных половника. Можно только догадаться, какой шум поднимали они, волочась по каменному полу вслед за животным. Неудивительно, что кот так напуган.
Огромный и упитанный, он, вывалив язык и показывая острые клыки, выпученными глазами смотрел на людей. Так зверь смотрит на охотника, загнавшего его в западню.
— Гони на улицу! — командовал Каспар, растопырив пальцы.
— Нельзя! У него грохоталка. — Подсобница постукивала согнутым пальцем по дну кастрюли. — Сначала нужно снять.
— Прибью тварюгу! — Ханна поглаживала полотенцем руку со следами кровоточащих царапин. — И на воротник! А если поймаю, когда крольчат таскаешь… — замахнулась на дикаря.
Тот злобно зарычал.
— Он-то в чём виноват? — заступилась за зверя вторая подсобница. — Ему свежая кровь нужна, мясо.
— Эх, Ребекки нет. Ей в Хаденхайме икается, поди.
Насадив на конец ножа внушительный кусок сырого мяса и подавшись вперёд, Конопатая поманила:
— Томас, Томас, кыс-кыс…
— Неси накидку, — махнул Каспар. — Если вырвется на лестницу — не догоним.
— Щас скакнёт… — отпрянула Ханна, когда котяра, показав клыки, зашипел.
— Ишь ты, понимает всё.
— Кто ж такое посмел сделать с ним? — Удивилась Наташа, отходя подальше, хорошо помня, что может сотворить животное с человеческим лицом. Как тогда, в избе ведуньи.
Впервые увидев кота месяц назад, она изумилась. Дикие коты, которых в детстве видела в зоопарке, казались по сравнению с ним дохлыми копиями.
Тридцатифунтового котяку обижать никто не решался. Он здесь пользовался особенными привилегиями. Корбл подарил его Ребекке шесть лет назад.
Эту историю Наташе рассказал подвыпивший Каспар:
— Ну, как подарил? Возвращался как-то наш герр Уц с весенней ярмарки. Вдруг в лесу у дороги видит дикого полудохлого котёнка. Представляешь, сосал цыцку погибшей матери. То ли от голода издохла, то ли задрал кто. В общем, сжалился наш управляющий. Нам всем на голову… А поскольку до замка оставалось всего ничего, решил забрать с собой, полагая, что если тот захочет жить — выживет. Этот ли не выживет? Глянь, как зыркает. — Кивнул в сторону наблюдающего за ними кота. — Значится, принёс на кухню, к Ребекке на откорм. И видишь, что из него получилось? — Каспар кряхтел, опасливо косясь на Томаса, по праву считавшего себя хозяином не только на кухне. — У-у, дьявол.
