Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
— Обо мне никто не подумал?
Снова становится тихо, а потом Элена — она тоже здесь — говорит:
— Я подумала. Я первая садилась в самолет и, как только отдала посадочный талон, вспомнила про тебя и сказала мистеру Диммингу.
Мистер Димминг опять переступает с ноги на ногу.
— Мне было не до того. Я всех пересчитывал, проверял, у кого какие места, смотрел, чтобы никто ничего не забыл. Я попросил ребят позвонить к тебе домой — у Роуз ведь есть в мобильном твой номер.
Теперь все смотрят на Роуз. Медленно она поднимает на меня глаза, по щеке у нее катится слезинка.
— Ты бы все равно не успела. Я… уже достала телефон, нашла твой номер, а потом посмотрела на остальных и… — Роуз умолкает.
Я будто вижу, как там все было. Они стоят в аэропорту и уже представляют себя в передаче «Доброе утро, Америка!»: вот огромный кубок, а вот — я.
— Мы переглянулись, — продолжает Роуз еле слышно, — и каждый качнул головой: нет.
Каждый? Все до единого?
Всхлипнув, Роуз договаривает:
— Я захлопнула телефон, и мы сели в самолет. И я… так и не позвонила.
Тишина, оказывается, может быть оглушительной.
Наконец мистер Димминг произносит:
— Прости нас, Мелоди. Прости.
Роуз плачет, уткнувшись носом в парту.
— Перед самой игрой у нас хотел взять интервью журналист из «Вашингтон пост», — говорит Молли. — Но он сразу ушел, когда узнал, что тебя нет в команде.
Коннор встает, выходит в центр класса, берет с учительского стола кубок, несет его мне и, запинаясь и облизывая губы, говорит:
— Мелоди, команда, ну… мы то есть… хотим отдать его тебе. Ну, как бы извиниться. — С этими словами он ставит кубок на мой столик.
Маленький кубок только с виду бронзовый, на самом деле это крашеная пластмасса. Название школы на табличке — и то написано с ошибкой. Мне становится смешно — я сначала улыбаюсь, а потом начинаю хохотать в голос. Даже не знаю, случайно или намеренно, я задеваю кубок рукой — он летит на пол и разбивается.
Сначала все растерянно смотрят на меня, но, видя, что я не бросаюсь на них с кулаками, тоже начинают смеяться — не очень уверенно, но все же. Даже Роуз улыбается сквозь слезы.
Я врубаю Эльвиру на полную мощность и говорю:
— Обойдусь без вашего кубка. — Потом отыскиваю нужную клавишу и добавляю: — Так вам и надо.
С улыбкой на лице я включаю коляску, плавно разворачиваюсь и уезжаю.
Глава тридцать третья
Наверное, у обычного пятиклассника в жизни полно проблем. Домашние задания. Отношения с родителями. Желание быть самым крутым и модным. Желание играть в любимые игрушки — и казаться взрослым, в одно и то же время. Запах под мышками.
И у меня проблемы все те же, и еще миллион других. Объяснить людям, чего я хочу. Выглядеть прилично. Быть как все. А может, и я однажды понравлюсь какому-нибудь мальчику? Может, он что-то во мне увидит?
Иногда мне кажется, что у меня есть пазл — много-много мелких кусочков, — но нет коробочки с целой картинкой. А часть кусочков вообще, возможно, потерялась. Хотя сравнение не очень удачное: мне никогда не собрать даже самую элементарную картинку. На уроках я могу ответить почти на любой вопрос, но все-таки о многом я и понятия не имею.
Пенни вернулась из больницы с большой шишкой на лбу, в синяках, с гипсом на ноге и в новой красной шляпке. И конечно же, с Душкой под мышкой. Родители ее балуют. Я не обижаюсь, пусть. Даже Ириска решила, что Пенни больной щенок, и перетащила к ней в комнату все свои игрушки.
Сегодня я села писать автобиографию по заданию мисс Гордон. Для этого миссис В. подключила Эльвиру к компьютеру. Из ее нового «айпода» сиреневыми волнами разливается по комнате спокойная классическая музыка.
Работа над биографией — дело не одного дня. Столько всего накопилось, о чем хочется рассказать, а печатаю я медленно, большим пальцем.
Итак, начну с начала…
Слова.
Меня окружают тысячи, миллионы слов.
Цитадель. Майонез. Грейпфрут.
Миссисипи. Неаполитанец. Гиппопотам.
Шелковистый. Страшный. Радужный.
Щекотно. Чешется. Хочу. Тревожно.
Слова снежинками вьются вокруг меня — все разные, двух одинаковых не найдешь — и, опускаясь, тихо тают на моих ладонях.
Внутри у меня вырастают сугробы — нет, целые горы из слов, фраз, умных мыслей, глупых шуток, песен.
В раннем детстве, когда мне еще не было года, слова казались мне сладким чудесным напитком. Я его пила, и все становилось на свои места: сумбурные мысли и ощущения получали имена. Родители разговаривали со мной — обо всем и ни о чем, по слогам и скороговоркой. Папа пел, мама шептала на ухо что-то ласковое.
Я все впитывала и запоминала — каждое слово, навсегда.
Не знаю, как я научилась разбираться в путанице слов и мыслей, это произошло само собой. К двум годам для каждого воспоминания у меня уже было свое слово и у каждого слова был свой смысл.
Но только у меня в голове.
Мне почти одиннадцать. За всю жизнь я не произнесла ни слова…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
