“Старый становлюсь, сентиментальный”, – шевалье, вздохнув, вытащил кинжал, вытер его об одежду Гийома и виновато посмотрел на Бурова:
– Простите, князь, минута слабости. Пошли.
– Бывает, – Буров понимающе кивнул, нахмурился, – да, одно дело убить врага в бою и совсем другое – добить беспомощного раненого. Здесь нужно быть больше палачом, чем воином. Однако этот мир есть такой, какой он есть. Далекий от гармонии. Весьма.
И пошли Вася Буров с шевалье де Сальмоньяком с Гийомова двора, да не просто так, а с великим шумом, гамом, суетой и скандалом. Собственно, это волкодавы постарались, решили проводить непрошенных гостей до ворот. Вот тут-то Бурову и пришлось выкатывать свою пушечку на колесах, палить из главного калибра по озверевшим псам. Трижды чмокнула плоть, разрываемая пулями, брызнули мозги и осколки костей, яростное рычание сменилось повизгиванием, циркульной пилой проехалось по ушам и липко растеклось парящей лужей. Три огромных опасных зверя, судорожно подрагивая, вытянулись на земле. Может, кому-то и лучшие друзья, но только не тигру-саблезубу, почуявшему кровь… А вот Бернар, оказывается, питал к собакам слабость. Моментом сориентировавшись в обстановке, он шмелем слетел с козел, кинулся во двор и, взвалив на плечи зверя поупитаннее, с видом триумфатора понес к себе в карету. Не обращая внимания ни на кровь, ни на мозги, ни на слюнявую пасть. На лице его были написаны вожделение, восторг и благодарность судьбе. Казалось, он собирался принести жертву своим богам.
– М-да, omnia mea mekurn porto , – задумчиво промолвил шевалье и поспешил открыть дверь экипажа. – Господи, собака-то ему зачем?
– Как это зачем? – Буров посмотрел на него, как на маленького, и с удовольствием устроился на атласных подушках. – Наверное, с центнер вкуснейшего мяса, если, конечно, приготовить его как следует, по всей науке. Шкура опять-таки, зубы. От волчьих не отличишь. Молодец, хозяйственный. Если будет предлагать, мой вам совет, шевалье, не отказывайтесь. По вкусу не хуже свинины. Кстати, не мешало бы нам утолить голод. Есть у меня заведение одно на примете. Называется “Клоп кардинала”. Надеюсь, там в меню не только “Псы преисподней”.
– Что-то, когда мы возвращались из Булонского леса, ни кардинала, ни тем более клопа я не заметил, – с радостью ушел Анри от собачьей темы, высморкался, бросил платочек в окно и стукнул кулачищем в стену экипажа. – Эй, ваша светлость! Извольте двигать на Кур-ла-Рен, хозяйственный вы наш!
Заведение “Клоп кардинала” нашли не сразу – размещалось оно в полуподвале и было и впрямь неприметным. Низкие оконца забраны решетками, выцветшая, изображающая почему-то кролика вывеска на фоне мрачного фасада. Вот УЖ действительно ни кардинала, ни клопа. Глянул Буров на обшарпанную дверь, на скользкие стоптанные ступени, да и вспомнил сразу отечественную историю. Москву златоглавую, столь красочно описанную Гиляровским, с ее притонами и малинами, имевшими прямое сообщение с подземной речкой Неглинкой. Чуть что – и клиент поплыл. В вечность. Чаще по частям, потому что трубы узкие. Аминь. Похоже, что Москва-река, что Сена – все одно.
Бухнув массивной дверью, Буров и шевалье вошли, сели за скобленый, изрезанный ножами стол, глянули по сторонам. Света было мало, народу тоже. Слева два мрачных типа криминальной наружности вяло цедили пиво, справа амбал хавал яичницу с луком, с фронта, уткнувшись мордой в миску, храпел мосластый детина. Компания была еще та, а вот “Псов преисподней” было что-то не видно. Затхлый воздух отдавал мышами, крепко пахло кислым, немытым и подгоревшим. Буров и Анри в своих камзолах с галуном и шляпах с плюмажем выглядели вызывающе и провоцирующе.
– Что прикажете, господа хорошие? – подошел хозяин, плечистый, волосатый, с цепким взглядом. – Есть доброе вино, гусь, жареный в собственной крови, яичница с каперсами и сладким луком. Только что потушили кролика…
На хитром лице его читалось сомнение – сейчас нажрутся, напьются, а потом кто-нибудь даст им по башке. И кто платить будет? Может, надо взять с них деньги сразу, не откладывая в долгий ящик? Пока их самих в ящик-то…
– Значит, кролика потушили? – с улыбкой осведомился Буров, вытащил из кармана монету в три ливра, положил на стол. – Надеюсь, он не мяукал? Ладно, несите. И гуся, и вино. – Посмот рел направо, на жующего амбала, отвернулся, помрачнел. – Только вот яичницы с луком не надо…
– Ну что вы, сударь, – хозяин хищно взял монету на зуб, вытер о рукав, убрал. – Кошек мы не тушим, мы их… гм… Словом, у меня здесь все самое лучшее. Масло из Прованса, вино из Бургундии, живность из Вожирара. Сейчас пришлю девочку, будете довольны.
Действительно, и минуты не прошло, как смешливая, напоминающая шлюху подавальщица принесла гуся, кролика и вино. Первый размерами напоминал цыпленка, второй на вкус перченую резину, мерзкая же бурда, называемая бургундским, поражала букетом вот уж воистину незабываемым.
– Да, наверное, надо было взять яичницу, каюсь, – Буров виновато взглянул на шевалье, со вздохом отодвинул дефективного гуся и жестом подозвал хозяина. – А теперь, уважаемый, нам очень нужен Копченый Окорок.
– Копченый Окорок? – глаза хозяина вспыхнули, собрались а щелки, но тут же, изображая дурака, он фальшиво и раскатисто рассмеялся. – Шутить изволите, сударь? Свинина на десерт… Ха-ха-ха.
– Я говорю о человеке, – Буров вытащил луидор. – У меня к нему дело.
Нет уж, лучше дать денег, чем в морду, не тот случай.
– Ну, в таком разрезе, – хозяин с ловкостью поймал монету, с поспешностью, не пробуя на зуб, убрал в штаны. – Вам туда.
Его кривой, поросший волосом палец указал на бархатную, траченную молью занавесь. За ней оказалась низенькая, в готическом стиле дверь, ведущая, надо полагать, в зал для ВИП-персон.
– С максимальной жестокостью, мой друг, с максимальной жестокостью, – попросил шевалье Буров, проверил, легко ли вынимается ствол, и первым шагнул за щербатый, истоптанный ногами порог. Комната, куда он попал, была освещена лишь пламенем камина и здорово напоминала логово. Собственно, почему напоминала – за столом сидели люди, чье обличье выдавало в них зверей – хитрых, хищных, не ведающих жалости: алчные глаза, рыкающая речь, грубые манеры. Люди-звери жрали, пили вино, играли в карты, сплевывали на пол, рыгали, с жадностью звенели золотом, передергивали, мухлевали. Вот они какие, “Псы преисподней”, вся стая в сборе.
– Приятного аппетита приятной компании, – ласково улыбнулся Буров, сделал галантный полупоклон, шаркнул ножкой и наметил себе цели для стрельбы. – Могу я видеть господина по прозвищу Копченый Окорок?
Стая при виде чужаков насторожилась, заворчала, однако, обманутая буффонадой, спрятала клыки и сменила злобное рычание на снисходительное пофыркивание:
– Гы-гы-гы! Это что еще за богатенькие клоуны? Ишь ты, сами напросились.
– А на хрена он тебе, красавчик? Давай лучше шляпами махнемся, – по-хамски предложил один, остальные заржали, кто-то прямо-таки зашелся от идиотского хохота, – а лучше штанами! Они у него по колено! Как у бабы! Как у бабы!