Наши матери, нынешние прабабушки, вырвавшись из многовековой домашней неволи, брались за любое дело с упоением и азартом – благороднейшим настроением подвижничества и отдачи. Одно это уже делало их незаурядными личностями и вызывало гордость и уважение детей.
Но было и другое: их отношение к материнству еще сохраняло старые представления о нем как о священной обязанности женщины, ее долге перед обществом. Поэтому им была присуща большая ответственность за то, какими вырастем мы, их дети. И наша жизнь, хоть и росли мы чаще всего без присмотра, всегда находилась под пристальным вниманием матерей. Тут нет никакого противоречия. Мы были действительно предоставлены самим себе, но твердо знали, что все главные события каждого дня будут интересны, а потому и известны матери и отцу.
Итак, увлеченные своим делом родители (это всегда чувствовалось в доме!) и их интерес к нашей детской жизни – вот то главное, что растило нас. Родителям и в голову не приходило спрашивать с кого-то качество воспитания сына или дочери. Они спрашивали с себя и нас.
Матерям их участие в общественном труде помогло самоутвердиться, жить полнокровной жизнью. Такую мать невозможно представить себе обслугой, жертвенницей, рабыней при детях, муже. И это прекрасно.
Что же произошло с нами, их дочерьми, а теперь уже и с внучками? Почему мы так заметались? Да что там заметались – многие уже без особого колебания сменили детские коляски на телевизоры, на путешествия, на диссертации. Почему? Отчасти я уже ответила на этот вопрос, когда рассуждала о последствиях женской эмансипации, но там о материнстве я пока не вспоминала. Теперь эта тема становится для меня главной.
Итак, уважаемая обществом «священная обязанность» женщины быстро (за два поколения!) превратилась в непрестижную функцию – в простое деторождение или воспроизводство населения (слова-то какие!).
Размышляя над этим вопросом, я поняла, насколько тесно он был связан с политикой, превращающей людей в винтики государственной машины, которая успешно вытравляет у женщин всякое стремление стать матерью. Сколько раз я слышала от молодых женщин:
– Нет уж! Мне это ни к чему. Слава богу, в цивилизованной стране живем – запросто и без детей можно обойтись, а если уж родился – в ясли его, в сад, продленку, детдом – там специалисты, им платят…
Логично! Выходит, раньше женщины не могли миновать материнства, потому что оно было неизбежно – так распорядилась природа. Да и жизненно необходимо: требовались наследники и кормильцы, прежде всего на этом зиждилось в обществе уважение к материнству. А зачем им теперь этот тяжелый пожизненный труд? Попробуйте ответить на этот вопрос убедительно, у меня долго это не получалось даже для самой себя.
Нескоро я наконец поняла, что в наше время материнство может стать не просто подчинением природе, не только долгом перед обществом, но тем, чем оно и должно быть у людей, – главной духовной потребностью в прекраснейшем из творчеств – в сотворении нового человека как продолжения себя. Эта потребность в духовном бессмертии всегда была уделом немногих, а должна бы стать достоянием всех.
Я отдаю себе отчет в том, что говорю, пожалуй, слишком торжественно. Но как сказать об этом иначе? А главное, как к этому прийти? И как все-таки быть с работой?
Я отвечу на эти вопросы. Но прежде расскажу об одном своем открытии.
Четыре наши «ипостаси»
Постоянное унизительное ощущение своей несостоятельности подчас ввергало меня в уныние и даже отчаяние. Но я сопротивлялась, изобретая для себя всякие способы утешения и взбадривания. И вот однажды горестные размышления привели меня к настоящему открытию. Оно помогло мне понять не только себя, но и других, подтолкнуло к очень важным мыслям и выводам.
А дело было так.
Как-то, в «минуту жизни трудную», когда я еще раз окончательно убедилась в своей бездарности и неприспособленности, а заодно в мужской черствости и неблагодарности, я взяла листок бумаги и, капая на него слезами, вывела на нем: «Мои обязанности». Потом зачеркнула «мои», написала «наши» и разделила листок вертикальной чертой: сейчас посмотрим, у кого из нас получится больше – мне очень хотелось доказать мужу, что я…
Впрочем, и так понятно, что я хотела доказать.
После не очень долгих размышлений и немногих зачеркиваний я обнаружила в каждом из нас по четыре «ипостаси» (ипостась – от греч. hypostasis – сущность, основание). Каждой из них соответствует своя сфера деятельности. Если совсем коротко, то вот они:
он – работник, муж, отец, хозяин дома;
она – работница, жена, мать, хозяйка дома.
Сразу хочу объяснить, какой смысл (условно!) я вкладываю в эти термины, чтобы не было путаницы в дальнейшем.
Работник и работница – сюда я включаю профессиональную и любительскую деятельность (или поиск ее), в которой человек осуществляется как мастер. Это буквально работа, за которую мы получаем зарплату, или общественное дело на благо людей, или хобби, где мы удовлетворяем какую-то свою потребность в творчестве.
Муж и жена – две первоосновы семьи, мужское и женское ее начала, взаимонезаменяемые и взаимодополняющие друг друга. Их человеческая любовь, сплетенная из трех влечений – души, ума и тела, создает условия для расцвета личности мужчины и женщины. Известно: мужчина – полчеловека, женщина – полчеловека, только вместе они человек.
Отец и мать – это не просто родители, а люди, взявшие на себя ответственность за тех, кого они родили, перед самими собой, перед детьми и перед обществом, в котором их дети будут жить. Вклад каждого в эту общую ответственность своеобразен и невосполним. От их гармонии зависит будущее счастье их детей.
Хозяин и хозяйка дома (быт) – создатели (тоже каждый по-своему) той самой материальной микросреды, которая помогает всем живущим здесь чувствовать себя действительно как дома. Тут жить сами стены помогают – так до мелочей все знакомо и подогнано каждому по душе.
Конечно, у нас много других обязанностей, но все они второстепенны по сравнению с этими четырьмя.
Итак, главные наши «ипостаси» у меня перед глазами. Справедливость и равноправие пока налицо: получается как в песне – всё пополам. Однако пойдем дальше.
Теперь надо бы прикинуть, сколько у кого и на что идет времени.
Вот сейчас сразу и выяснится, что на хозяйство и детей у меня уходит больше времени, чем у него, – это раз. Затем я чаще, чем он, трачу время, например, на помощь в его делах: плакаты рисую, рукописи правлю, игры делаю (одних рисунков к ним сколько!). И вообще давно уж стараюсь вникать во все его заботы. Чего о нем, например, по отношению ко мне сказать нельзя. Да, нельзя!..
Мне снова становится жалко себя: совсем, совсем у меня не остается времени на какие-то свои дела, даже почитать не успеваю, разве это справедливо?! А он…
А что он?
