В худшем случае она просто откажется говорить с ним, вот и все. Да и то не сама, а через своего итальянского дворецкого. Ни о каких личных упреках не может идти и речи – эффект слов, переданных через третье лицо, будет даже сильнее.
– Форби-холл. Резиденция мистера Примеро, – послышался в трубке ровный мужской голос.
Трубку действительно снял дворецкий. Итальянский акцент искажал каждое произносимое им слово, и только фамилии владельца он придавал истинно латинскую звучность.
– Я хотел бы поговорить с миссис Примеро, – сказал священник.
– Какое имя мне следует назвать, сэр?
– Генри Арчери.
Кто знает, возможно, ее мужа не будет рядом, когда ей сообщат о его звонке. Люди, живущие в огромных домах с множеством комнат, как эта пара, имеют обыкновение проводить время порознь: он в библиотеке, она в гостиной… Она пошлет к телефону дворецкого с ответом. Тот, как иностранец, наверняка лишен чутья английского языка, и это даст ей определенную свободу. Она попросит его передать звонящему что-то внешне вежливое, но утонченно-жестокое, а дворецкий, не ощутив жала глубоко скрытой насмешки, скажет все как есть.
Тут священник услышал приближающиеся шаги – они эхом раздавались в огромном холле, который описывал ему Чарльз. В трубке затрещало, наверное, из-за грозы.
– Алло? – услышал он голос, который принадлежал не дворецкому.
Генри тщетно пытался выдавить хоть звук из горла, ставшего вдруг сухим, как кость. Почему он не прорепетировал заранее? Потому ли, что был абсолютно уверен – она не подойдет?
– Алло, вы еще здесь? – спросила Имоджен.
– Миссис Примеро…
– Я уж подумала, вам надоело ждать. Марио не торопился.
– Конечно, я вас жду. – Дождь ударил в окно тяжелой струей и зарыдал в полотнище стекла. – Я хочу принести вам свои извинения за сегодняшнее утро. Это было непростительно.
– Вовсе нет, – сказала женщина. – Я вас уже простила – за это утро. К тому же вы ведь ничего не сделали, просто были рядом, и все. Зато другие наши встречи – вот они кажутся мне не то чтобы непростительными – скорее непонятными.
Викарий живо представил себе ее трогательный беспомощный жест – маленькие белые руки разлетаются в стороны.
– Любому человеку неприятно ощущать, что его использовали, – продолжала она. – Вот и мне – не больно, нет. Я вообще куда более толстокожая, чем, например, Роджер. Зато я избалована и люблю покрасоваться, а теперь у меня такое чувство, как будто меня пинком сбросили с пьедестала. Впрочем, мне это на пользу.
Арчери медленно произнес:
– Мне так много нужно вам объяснить. Я думал, что смогу сделать это по телефону, а вот оказалось, что нет. – Он лукавил: ярость грозы облегчала ему задачу, благодаря ей он едва слышал свои слова. – Мне надо увидеться с вами, – добавил он, забывая свое прежнее обещание.
Очевидно, его собеседница тоже не вспомнила об этом обещании.
– Сюда вам нельзя, – сказала она деловито, – Роджер где-то в доме, а он может принять ваши извинения совсем не так благосклонно, как я. Прийти к вам у меня тоже не получится: «Олива и голубь» – респектабельное заведение, где гостям не позволяют подниматься в номера постояльцев.
Генри пробормотал что-то нечленораздельное.
– Вот и вторая вульгарность, которую я сказала вам за сегодня, – добавила дама. – Ну, не говорить же нам в холле, среди старых ретроградов, правда? Послушайте, а как насчет «Приюта Победителя»?
– Там же закрыто, – сказал пастор и бестолково добавил: – И дождь идет.
– У меня есть ключ. Роджер сохранил. Скажем, часов в восемь? В «Оливе» будут счастливы, если вы отужинаете раньше.
Тут в дверях показалась голова его сына, и священник с виноватой поспешностью положил трубку. А ведь он звонил отнюдь не тайком, а по просьбе самого Чарльза.
– Кажется, я договорился с Примеро, – сказал викарий, и ему в голову пришла давно забытая цитата неизвестно откуда: «Бог дал людям языки, чтобы они могли скрывать свои мысли».
Но младший Арчери с непоследовательностью юноши уже забыл об этом.
– Тесс с отцом уезжают, – сказал он.
– Я спущусь.
Они стояли в холле и ждали. «Чего? – удивился Генри. – Когда утихнет гроза? Или случится чудо? Или им просто хотелось проститься?»
– Я так жалею, что столкнулась с Элизабет Криллинг, – сказала Тереза. – И в то же время мне жаль, что я не поговорила с ней.
– Это как раз хорошо, что вы не поговорили, – возразил священник. – У вас с ней нет ничего общего. Единственное, что вас объединяет, – это возраст. Вам обеим двадцать один год.
– Не торопите мою жизнь, – странным голосом сказала Тесс, и он заметил, что в ее глазах блестят слезы. – Двадцать один мне будет только в октябре. – Она подхватила матерчатую сумку, которая служила ей вместо выходного чемоданчика, и протянула пастору руку.
– Мы любим вас и покидаем с любовью, – сказал Кершо. – Что тут еще добавишь, правда, мистер Арчери? Я знаю, вы надеялись, что все сложится по-другому, но чему быть, того не миновать.
Чарльз смотрел на свою любимую не отрывая глаз, но она упорно не глядела в его сторону.
– Бога ради, разреши мне хотя бы написать тебе, – попросил молодой человек.
– Зачем?
– Мне будет приятно, – натянуто сказал Арчери-младший.
– Меня не будет дома. Послезавтра я уезжаю в Торки, в гости к тете.
– Но ты ведь не на пляже будешь там жить, правда? У этой тети наверняка есть адрес?
– У меня нет бумаги, не на чем записать, – сказала Тесс, и Генри увидел, что она вот-вот расплачется. Он пошарил в кармане, нашел письмо полковника Плашета – нет, это нельзя ей показывать! – и вынул открытку со стихом и изображением пастушка. С затуманенными глазами девушка кое-как нацарапала адрес и молча протянула открытку Чарльзу.
– Пойдем, милая, – сказал ее отчим. – Домой, не щадя лошадей. – Он вынул из кармана ключи от машины. – Загоним все пятнадцать, – добавил Кершо, но никто даже не улыбнулся.
Глава 15
У тех, кого он оскорбил… надлежит просить прощения; а тем, кому причинил убыток или вред… надлежит возместить его по мере сил.
Посещение больных
Дождь хлестал так, что ему пришлось, выйдя из машины, опрометью бежать к ветхому крыльцу, но и там не было спасения от ледяных струй – порывы ветра забрасывали их под навес, срывали с вечнозеленых ветвей пригоршни колючих капель и швыряли их священнику в лицо. Он привалился спиной к входной двери и едва не упал – под его весом она подалась и распахнулась.
Значит, она уже приехала. Но ее «Флавии» нигде не было видно, и мужчина ощутил ужаснувший его самого холодок возбуждения, когда понял, что она старается остаться незамеченной. Ее ведь хорошо знают в этих местах, она замужем за богатым человеком – и вдруг встречается с женатым мужчиной. Неудивительно, что она спрятала свою заметную машину. Но боже, боже, как это все дешево и отвратительно, как в бульварных романах, и подумать только, что он, служитель Господа, сам все это устроил!
