Ну, не говорил ли я вам, что вы полагаете сумасшествием лишь крайнее обострение чувств?
Изола в растерянности
Мама Уайльд смотрела по телевизору постановочное изгнание бесов (авторы программы выдавали его за настоящее). Девочка-панк в черном платье корчилась на голой кровати. Ее лодыжки вращались, словно на шарнирах. Она рвала на себе волосы и закатывала глаза так, что видны были только блестящие белки.
– И как именно это помогает? – с неизменным скепсисом поинтересовалась Изола.
– Они полагают, это что-то вроде гриппа, – объяснила мама, кладя в рот ложку подтаявшего мороженого. – Вроде как нужно хорошенько пропотеть, чтобы выздороветь.
Шли часы, но ни Изола, ни мама Уайльд не ложились спать. Изола ждала какого-то сигнала от мамы, намека на нормальность (ну, хотя бы относительную), но ничего не происходило.
Мама переключила канал на документальный фильм о жестоком обращении с животными. На полу скотобойни хрипели коровы. Все сливалось в единую картину агонии.
– Я знаю, каково тебе, – выдохнула мама, думая, что Изола ее не слышит.
– Тебе становится хуже, – осторожно сказала Изола, изо всех сил пытаясь говорить так, чтобы слова не прозвучали обвинительно.
Явственнее, чем когда-либо прежде, маму окутывала цветная аура, выходящая за пределы тела; ее личность и безумие небрежными мазками цветных мелков прорывались сквозь границы, так что Изола могла бы легко узнать ее в толпе и почувствовать ее присутствие в темноте.
– Прости, Зола. Я стараюсь…
Изола ей поверила. И позвонила доктору Азизу.
* * *
Консультация у врача обернулась напрасной тратой времени. Вместо того чтобы рассказать доктору об ухудшении собственного состояния, мама Уайльд высказала беспокойство по поводу дочери. Доложила, что Изола не спит, а смотрит по ночам идиотские телепередачи или читает странные сказки, после которых видит кошмары, словно проникающие извне под ее сомкнутые веки.
«О, если бы это было так», – думала Изола, но вслух не могла проговорить ни слова. Только не в этом сверкающем чистотой кабинете врача, где на стенах висят сертификаты в рамках и рисунки благодарных здоровых детей!
Оба взрослых в кабинете молчаливо выражали обеспокоенность. Волнение – самый невыносимый аромат. Когда он исходил от других людей – и если Изола понимала, что беспокоятся о ней, – у нее только начинала болеть голова.
Доктор Азиз спокойно и ласково произнес:
– В твоем состоянии нет ничего дурного, Изола.
Наверное, после Русланы он – самый вежливый человек из ее знакомых.
Двумя неделями ранее Изола видела, как плачет ее старший брат. Когда она сказала ему, почему ушла Руслана (зрение по-прежнему было затуманено слезами фурии, которые Изола не нашла в себе смелости вытереть), на лице Алехандро впервые отразился страх. Испанец ушел в себя, погас, как падающая звезда, и свернулся калачиком в изножье кровати.
Светлая и утренняя
– Спасибо, что заехал, Джейми.
– Ты шесть гребаных лет не называла меня Джейми, – фыркнул он.
– Да? Ну, ты ко мне не заходил примерно столько же.
Он пожал плечами и спрятал руки в карманы, как будто правда была написана у него на ладонях.
– Был занят.
Изола знала, что это неправда и он все еще злится на нее, но услышала что-то новое в его голосе – лед между ними начал таять.
– Значит, ко мне? Или хочешь погулять в лесу Вив?
Изолу накрыла волна тошноты, змеями расползшаяся по животу, пока они садились в машину.
– Нет. Куда-нибудь подальше отсюда. Я так устала от окрестностей!
Пока мотор «Пепито» прогревался, Джеймс перечислил варианты: пляж, местный парк, «Точка Джи».
– Нет, нет и однозначно нет, – отмела их все Изола, сползая с пассажирского сиденья и укладывая ноги на приборную панель (синяки скрывались под колготками).
Джеймс сделал последнюю затяжку и выбросил окурок из окна.
– Постой-ка… На другом конце города сейчас передвижная ярмарка, – вспомнил он. – Может, туда?
– Давай. – Изола глубоко вдохнула, заставляя себя произнести это вслух: – Но только как друзья. Ты ведь считаешь себя моим другом?
На удивление, Джеймс усмехнулся.
– Конечно. Что бы между нами ни происходило.
В кармане Джеймса мелодично позвякивала мелочь. Они приехали на ярмарку в последний день перед закрытием: назавтра та уже отправится дальше.
Хаотично мерцающие фонари, длинные ряды аттракционов, игровые автоматы, настроенные на минимальный процент возможного выигрыша. Под ногами, словно юркие мальки, сновали дети.
Изола купила с лотка сладкой ваты и принялась отрывать кусочки липкой сахарной субстанции и класть их в рот. Они таяли на языке, эфемерные, как ее сны. Сахар растекался по венам, словно героин. За несколько секунд нейроны полностью зарядились, и Изола смогла сосредоточить внимание на происходящем вокруг. Она почти физически ощущала, как расширяются зрачки, движутся по сосудам кровяные тельца и оживают мышцы, соединительные ткани, суставы и сухожилия, из которых она состояла. Внутри нее царил кровавый карнавал.
