Скромность обстановки поразила Казанову, но еще больше его поразила сцена, свидетелем которой он стал. В кадетский корпус вдруг приехал король и принялся осматривать его. Вдруг его глаза гневно заблестели, он поднял палку и ударил ею по одной из кадетских коек, под которой был замечен ночной горшок.
— Где наставник? — закричал король.
Несчастный вытянулся перед ним, и король осыпал его отборной бранью за беспорядок в казарме. Понятно, что после этого испуганный Казанова отказался от предложенного ему места. Когда он увидел Джорджа Кейта, тот посоветовал:
— По крайней мере, не уезжайте, не увидав короля и не поговорив с ним.
Казанова последовал совету и нашел Фридриха Великого во дворе дворца, посреди множества офицеров, шляпы которых были украшены перьями и золотыми галунами. На Фридрихе был, как и в первый раз, когда Казанова увидел его, простой мундир без эполет и высокие ботфорты.
Что касается одежды, король был слишком велик, чтобы обращать на нее хоть какое-то внимание. Кстати, и его армия до самой его смерти ходила в таком же платье, в каком была при его восшествии на престол. Сам же Фридрих фанатично любил порядок и пренебрегал даже самыми нужными переменами, причем исключительно потому, что это были перемены. Следуя такому образу мыслей, его слуги и в 1785 году имели того же покроя платье, как и сорок лет назад. Постоянство короля в подобных мелочах соответствовало твердости его характера и мыслей. Это-то и стало истинной причиной того, что Казанова испугался его предложения и предпочел не становиться винтиком в этой мощной, но не самой презентабельной машине.
Король делал смотр. Увидев Казанову, он резко спросил:
— Дня через четыре, если Ваше Величество позволит.
— С удовольствием. Прощайте.
Так бесславно закончилась попытка нашего героя обосноваться в Пруссии. С надеждами на эту страну теперь было покончено. А жаль, Берлин так понравился Казанове. Что было делать дальше, он не знал, а посему был разочарован и до крайней степени удручен.
Глава восемнадцатая
Сомнительные похождения в России
Напрасно искал я счастья в Берлине и в Петербурге.
Джакомо Казанова
Что делают все иностранные «звезды», понимающие, что их славе пришел конец? Они едут в Россию. К сожалению, так было, есть и будет всегда. Вот и Казанова осенью 1764 года, основательно нагрузившись рекомендательными письмами, отправился в Россию. Он ехал в эту далекую и холодную страну, чтобы поправить свои дела, ведь предыдущий год был одним из самых скверных в его жизни. В ту пору (да и не только в ту) Россия в представлении просвещенных европейцев находилась за пределами цивилизованного мира, но все были уверены, что, несмотря на ужасный климат и дикие нравы, там можно сделать стремительную карьеру, потому что там все пьют водку, а людей образованных и предприимчивых просто нет.
Казанова сначала прибыл в Ригу и пробыл там до 15 декабря, а затем отправился в Санкт-Петербург, имея цель очаровать, ни много ни мало, саму русскую императрицу, чтобы стать ее фаворитом.
В Санкт-Петербурге Казанова снял себе отличную квартиру из двух просторных комнат с кухней и комнатой для прислуги на Миллионной улице.
Город поразил Казанову своим странным видом. «Мне казалось, — написал потом он, — что я вижу колонию дикарей среди европейского города. Улицы длинные и широкие, площади огромные, дома громадные. Все ново и грязно. Его архитекторы подражали постройкам европейских городов. Тем не менее, в этом городе чувствуется близость пустыни Ледовитого океана. Нева не столько река, сколько озеро. Легкость, с которой штутгартский немец — хозяин гостиницы, где я остановился, объяснялся со всеми русскими, удивила бы меня, если бы я не знал, что немецкий язык очень распространен в этой стране. Одни лишь простые люди говорят на местном наречии».
Особые надежды Казанова возлагал на конфиденциальные письма масонов к своим российским собратьям. И не зря. Именно эти рекомендации помогли ему завязать дружеские отношения со многими высокопоставленными военными и вельможами. Вскоре его принимали приближенные императрицы: камергер Семен Кириллович Нарышкин, глава русских масонов Иван Перфильевич Елагин и другие. Умнейшая княгиня Екатерина Романовна Дашкова, долго жившая за границей и водившая дружбу с Адамом Смитом, Вольтером и Дидро, также пожелала познакомиться с Казановой и пригласила его в свое загородное имение. К тому времени ее уже удалили от двора, и она жила в трех верстах от Санкт-Петербурга (она помогла императрице взойти на престол, рассчитывая править вместе с ней, но Екатерина умерила ее честолюбие). Княгиня свела Казанову с графом Никитой Ивановичем Паниным, государственным канцлером и воспитателем Павла Петровича (сына императрицы и будущего императора Павла I).
Благодаря содействию графа Панина, Казанова получил, наконец, возможность увидеться с Екатериной Великой.
Произошло это при следующих обстоятельствах: граф известил Казанову, чтобы он приходил в Летний сад, где императрица любила совершать утренний моцион. То есть была запланирована не аудиенция, а встреча в саду, и Казанова был немного разочарован, но он не мог отказаться.
В назначенный час Казанова прогуливался среди мраморных скульптур и фонтанов сада, волнуясь, словно ему предстояло первое свидание. Наконец появилась императрица, а впереди нее важно вышагивал Григорий Григорьевич Орлов, ее фаворит. Рядом с Екатериной шел граф Панин. Поравнявшись с Казановой, он остановился. Остановилась и императрица. Граф Панин что-то прошептал ей на ухо, и она, поприветствовав Казанову ободряющей улыбкой, спросила:
— Нравится ли вам здесь?
Казанова рассыпался в похвалах мудрости Петра Первого, велевшего заложить столь прекрасный парк, и он потом еще с полчаса толковал обо всем, что мог припомнить достойного в России, к досаде мрачного фаворита Орлова и к тайному удовольствию графа Панина, который был уверен, что сплел отличную паутину и императрица в нее угодила.
Свои впечатления от русской императрицы Казанова потом описывал так: «Государыня, роста невысокого, но прекрасно сложенная, с царственной осанкой, обладала искусством пробуждать любовь всех, кто искал знакомства с нею. Красавицей она не была, но умела понравиться обходительностью, ласкою и умом, избегая казаться высокомерной».
Лишь через полчаса Казанова осмелился заикнуться о своих грандиозных проектах в России. Учитывая проницательный ум Екатерины и ее склонность к новинкам, он хотел подарить ей две идеи: уничтожить разницу в календарях (Россия жила по юлианскому календарю) и ввести у русских денежную лотерею. Однако Екатерина даже не позволила ему толком начать и, тяжело вздохнув, сказала:
— Вы пишете на бумаге, которая все стерпит, я же, бедная императрица, имею дело с людьми.
Практически это был ясный ответ «нет», и даже не начавшийся разговор был окончен. Лишь о лотерее императрица вскользь заметила:
