Да, в этом пункте, гарантирующем анонимность звонящего, еврейский гений начинает пробуждаться от спячки. Человек уединяется со своими мыслями на несколько минут, а затем у него появляется свежая идея, и он говорит своей женушке:
— Что-то мне хочется позвонить на Камчатку. Как насчет сходить сегодня вечером в гости к Зелигам?
Ну, а дальнейшее уже просто детские игры. В тот же вечер, в 22.30 — наиболее удобное время для звонков на прекрасную Камчатку, — человек поднимается с кресла у Зелигов, озабоченно глядит на часы и говорит себе слабым, но уверенным голосом:
— Я обещал детям позвонить домой…
— Пожалуйста, — говорит Эрна Зелиг, — телефон — в нашей спальне.
Это просто опьяняет!
Человек садится на мягкую постель Феликса Зелига и через несколько секунд уже говорит с Лайошем Фридляндом, соседом по парте в гимназии, ныне — преуспевающим адвокатом на Камчатке. Беседа получается богатой и насыщенной эмоциями, правда, немного замедленной — воспоминания юности всплывают из забвения за счет Феликса Зелига, — особенно когда Лайош вспоминает, как вы оба рылись в новом пенале очкастого Штейнхарта перед экзаменами и приклеили крышку к пеналу горячим клеем… да, было времечко…
После получаса освежающей беседы, возвращающей в юность, человек возвращается в гостиную и признается Зелигам:
— Дома все в порядке.
* * *
Проблема проявляется через месяц с четвертью, когда телефонный счет находит свой путь к Зелигам и показывает рост в 1800 процентов по сравнению с предыдущим периодом.
После появления этого счета навстречу нам на улице попадается и сам Феликс, и в его мигающих глазах заметно некое немое выражение, не поддающееся пересказу словами, и мы не прилагаем никаких усилий к тому, чтобы он получил возможность заскочить к нам, ибо доказательств нет.
Самое неприятное во всей этой ситуации то, что и наш телефонный счет вдруг оказывается раздут, как поднявшееся на дрожжах тесто, — 12 тысяч 75 лир, несмотря на то что мы за последние два месяца не вели международных переговоров, кроме как с тем экспериментальным мужчиной в Лос-Анджелесе. Кровь ударяет нам в голову, справедливый гнев вспыхивает, как пожар в лавке, ибо нам становится совершенно ясно, что кто-то из гостей подло воспользовался нашей наивностью, гостеприимством, добросердечием и побеседовал за наш счет с каким-нибудь дядей из Канзас-Сити или с О. Кей Корреллом…
Мы с женой сидим, пораженные тяжелой депрессией. Кто же мог такое с нами проделать?
— Погоди, — вспоминает жена, — когда в понедельник Акива Пиклер разговаривал со своей сестрой, он говорил по-итальянски…
А я подозреваю именно Феликса Зелига, моего соседа с сомнительным характером, который однажды безлунным вечером появился в нашем жилище и попросил разрешения сделать несколько срочных звонков, ибо, как он утверждал, его телефон был отключен. Женушка внесла в список подозреваемых и неизвестного техника по холодильникам, который пришел вдруг по окончании рабочего дня нанести контрольный визит нашему холодильнику и спросил: нельзя ли позвонить в контору? По-видимому, его контора находится в Филадельфии…
Человеческая подлость настолько меня возмутила, что через несколько дней я, в рамках обычной дружеской встречи в доме Шпиглеров, обзвонил своих родственников, рассеянных по всем четырем сторонам света, и даже позвонил в Пентагон, чтобы узнать, все ли там в порядке. В конце удачной серии звонков я вдруг почувствовал, что кто-то на линии подсоединился к нам, и мне стало совершенно ясно, что г-жа Шпиглер, обладающая болезненной подозрительностью, взяла трубку на кухне, чтобы следить за мной. Я тут же перешел на иврит и бодро и четко отрапортовал:
— Ладно, тогда я завтра приду забирать машину…
Я тут же бросил трубку, оставив моего тестя в Кардиффе в немалом замешательстве. Когда я вернулся в общество, госпожа Шпиглер просверлила меня взором, преисполненным жадности, но я ответил ей гордым спокойным взглядом, ибо точно знал, что она ничего не сможет доказать — ведь именно невозможность что-либо доказать и способствует сегодня развитию международных связей.
* * *
И все же, на всякий случай, с некоторых пор на нашей двери висит табличка с информацией к размышлению: «Прием гостей с 7 утра до 19 вечера. Кроме того, телефон у нас сломан, а собака кусается. Лучше мы к вам зайдем».
Срочная хвалебная песнь
Телефонный звонок ранним утром звенел особенно звонко.
— Алло, — послышался голос нервного мужчины, в котором все же звучали нотки элементарной вежливости, — мне нужно срочно встретиться с вами с глазу на глаз.
— А в чем дело? — поинтересовался я.
— Это не телефонный разговор.
До этого момента начало было обычным, как у двух опытных шахматистов.
— Я очень сожалею, — перешел я к испытанной сицилианской защите, — но таких звонков я получаю дюжину в день. А после «неотложной встречи» выясняется, что мне просто хотят заказать речь для бар-мицвы[10]какого-нибудь Авигдора…
— Господин, — оборвал меня собеседник, — неужели вы думаете, что я стал бы вас беспокоить в столь ранний час по таким пустякам?
Он представился. Это был достаточно известный человек, с известными средствами, вращающийся в известных кругах. Интонации его взволнованного голоса говорили об уникальности случая. Я положил трубку, поспешно почистил зубы, поймал такси и помчался со скоростью раза в два выше той, что хватило бы для штрафа, к месту проживания моего собеседника. Он ждал у входа в дом с видимым нетерпением.
— Я объясню, в чем дело, не теряя времени, — сказал он, подымаясь по лестнице, — я не могу себе позволить терять ни минуты. Речь идет о моем сыне Авигдоре. Через несколько дней у мальчика бар-мицва, а у него еще нет праздничной речи…
Я остановился в районе второго этажа:
— Так я и знал!
— Я просто очень хотел, чтобы мы встретились, — оправдывался отец, — мальчик нас обожает и мечтает поблагодарить наилучшим образом за все то добро, что мы дали ему в течение счастливой жизни.
— Так почему бы ему самому не написать слова благодарности?
— У него нет времени.
Ближе к третьему этажу выяснилось, что срочно необходимо прочувствованное семейное славословие, в котором между строк звучало бы биение сердца взволнованного ребенка.
— Лучше в стихах, — объяснил отец, тяжело дыша, — как вы пишете каждую неделю в «Едиот Ахронот»[11]. А если вы настаиваете на получении гонорара, то мы найдем способ решить этот вопрос. Деньги — не главное, я надеюсь. Главное — срочность.
