Злость мешала мне найти какой-то выход из положения. К счастью, вмешался Эл — подозвал официанта и объявил, что мы готовы сделать заказ, хотя мы и не заглядывали в меню. По крайней мере, на время все отвлеклись, а когда покончили с заказом, Эл пустился в рассказ, как работал в Индии на большой стройке. Байка была смешная, я слушала вполуха и репетировала предстоящий выговор Хэлен. Элу пришлось развлекать всю компанию бородатыми шутками только для того, чтобы Хэлен не терзала его жену, и это доводило меня до белого каления.
Меня лучше не злить. Когда кто-то вызывает у меня сильные эмоции, противиться им бесполезно: все равно вскипят и вырвутся наружу. Я не умею управлять разочарованием, яростью или грустью. Если я растеряна, я выгляжу растерянной. Шпионка из меня никакая. Зато когда я счастлива, я хохочу во все горло и улыбаюсь незнакомым, когда довольна — излучаю умиротворенность. У этой монеты есть и третья сторона: мое непроницаемое лицо. Таким оно бывает, когда от сильных эмоций я замыкаюсь в себе. В эти минуты я самой себе противна. Всякий раз, когда Хэлен открывала рот, я напрягалась, а когда обращалась к ней, в голосе слышались издевка и злоба. В конце концов я смылась в туалет, только чтобы побыть подальше от Хэлен.
Клаудиа застала меня в туалете за разглядыванием собственного отражения. Я понимающе улыбнулась, думая, что и она просто удрала из-за стола.
— Как ты? — спросила я.
— Буду в порядке, когда ты прекратишь наезжать на Хэлен.
— Что?
Клаудиа прислонилась к раковине.
— В том, что Нейла вызвали на работу, она не виновата.
— На работу, как же!
— Тесса, разве это справедливо? Вспомни, сколько раз твоей подруге Билли не удавалось договориться с няньками и ты всюду таскала Кору с собой. И Франческа не встретила тебя в аэропорту по той же причине. Дети всегда на первом месте, и ничего тут не попишешь. Если Фран и Билли можно, почему Хэлен нельзя?
— Я все понимаю. Но тут совсем другое дело. Разве ты не видишь?
— Ты что, совсем не слушала меня за столом? Конечно, мне тяжело. И не только сейчас, но и все эти годы. Я считаю детей на улицах — всех, которых вижу. Мой рекорд — сорок четыре малыша за день. Сорок четыре не моих ребенка.
— Вот именно! И это твой прощальный обед. Ты прошла сквозь ад.
— Ты опять не поняла меня. Я вовсе не хочу, чтобы у этих сорока четырех матерей не было детей. Не хочу, чтобы у Хэлен не было близнецов. Я желаю, чтобы у тебя появились дети, когда ты будешь готова, хочу слышать про каждый чих и пук твоего малыша. Поменяйся мы с тобой местами, я тоже надоедала бы тебе рассказами о детях, но болтала бы о них вместе с тобой, а не вместо тебя. Если бы Хэлен решила, что мне будет неприятно видеть ее с детьми и не пришла бы, я поняла бы, что обречена. Понимаешь, она польстила мне, взяв с собой детей.
— А по-моему, ты слишком рьяно защищаешь ее. Она просто ничего не замечает вокруг, кроме близнецов и муженька.
— Само собой. Когда Нейла вызвали на работу, Хэлен подумала: «Отлично, теперь-то я испорчу Клаудии прощальный обед. Ведь они с Элом всего неделю назад потеряли ребенка. Редкая удача!»
— Никуда Нейла не вызывали.
— Какая разница? Нейл мне не друг — в отличие от Хэлен. Она стремится сохранить отношения между нами. Малышей она взяла бы с собой в любом случае, независимо от моего выкидыша. Вы все должны вести обычную, нормальную жизнь, иначе я свихнусь.
Клаудиа с трудом сглотнула, пригладила прическу и снова взглянула на меня. Я присмотрелась: теперь, когда она откинула волосы со лба, стало видно, что граница роста волос отодвинулась. Обычно волосы падали на лоб Клаудии, и я ничего не замечала, а они, оказывается, поредели.
Клаудиа перехватила мой пристальный взгляд, и я отвела глаза.
— Хэлен привезла сюда малышей, поэтому я обязана вести себя нормально. И ты должна это понять.
— Но ведь это невероятно трудно.
Трудно и эмоционально, и физически, судя по виду Клаудии.
— А хотя бы и так. Не тебе мучиться, так что же ты злишься?
Я уставилась на нее.
— Ну что с тобой, Тесса?
Я покачала головой.
— У тебя что-то стряслось?
Вот чем плохи давние подруги — от них ничего не утаишь.
— Ты беременна?
У меня отвисла челюсть.
— Боже, нет, конечно!
— Но в случае чего сказала бы мне, правда?
Я притянула к себе Клаудиу, чтобы она не видела облегчения у меня на лице.
— Я не собираюсь беременеть, у меня даже мужчины нет.
— Ты же постоянно с кем-то спишь.
— Ну спасибо тебе.
— Просто… всякое бывает.
— Но не со всеми. Кто рискует, тот и попадается. А я не рискую…
Клаудиа приготовилась возразить.
— Да, не рискую!
— Чушь. В прошлый раз ты пользовалась кондомом?
Вообще-то нет — ни в спальне, ни в душе.
— Так нечестно. У меня были особые обстоятельства.
Клаудиа скрестила руки на груди.
— Это значит «нет, Клаудиа, не пользовалась, потому что я дура»?
— Я пью таблетки, — оправдывалась я.
— А о хламидиозе ты слышала? Не говоря уже обо всем остальном.
— Конечно, но…
— Думаешь, тебя это не коснется?
— Однажды уже коснулось, Клаудиа.
— Хм… — Она задумалась, подбирая слова. — А если ты наконец встретишь свою половинку, захочешь детей и вдруг обнаружишь, что не можешь забеременеть только потому, что раньше не пользовалась презиками? Вот смеху-то будет.
— Сейчас речь не обо мне.
— А ты не увиливай. Ишь, научилась.
— Клаудиа, извини, что я разозлилась на Хэлен, — обиженно произнесла я. — Но это еще не значит, что надо злиться на меня.
— Иногда ты здорово бесишь.
Я совсем растерялась. Если кто и заслуживает упреков, так это Хэлен — избалованная эгоистка Хэлен с гигантской коляской и сумками для памперсов.
— Ты что-то скрываешь от меня, я точно знаю. — Клаудиа дырявила меня взглядом.
— Ошибаешься.
— А больше ничего сказать не хочешь?
О чем, например? Признать, что у тебя не будет детей? Я открыла воду и тщательно вымыла руки. Разговор затянулся, пора было заканчивать его, чтобы не ляпнуть лишнее.
— Извини, что я цеплялась к Хэлен, — послушно сказала я, отошла к сушилке и подставила под нее мокрые ладони.
Сушилка не включилась. Клаудиа принесла мне клок туалетной бумаги.
— Спасибо. Больше не буду, обещаю тебе. Думаешь, Хэлен заметила?