Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
Он прямо не говорит, верит ли мне, он сформулировал свое отношение так: «верю своему сердцу». Он верит в то, что «мы будем жить одним сердцем и одним разумом». Вечером он лежит на постели, а я сижу у него в ногах и рассказываю об атомной бомбе, лагерях смерти, гражданских войнах и новых болезнях, об освоении целины и космоса, об НЛО, океанских судах и самолетах, которые за считаные часы переносят человека с континента на континент, о кино, телевидении, о чудесных фильмах из жизни животных.
Он говорит: «Моя Шахеризада!» И кое-что посущественнее: «Не знаю, как все это осознать, но, по крайней мере, тебя я теперь понимаю гораздо лучше».
Он спрашивает:
– Знаешь ли ты стихотворение Пушкина «Муза», там есть такие строки: «С утра до вечера в немой тени дубрав прилежно я внимал урокам девы юной». А ведь это о нас.
– Я с детства знаю все стихи о музах. Но больше всего мне нравится такое, хулиганское:
– Здравствуй, Муза! Хочешь финик?
Или рюмку марсалы?
Я сегодня именинник…
Что глядишь во все углы?
– Прочти дальше.
Я выпускаю пару строф и читаю:
– Подари мне час беспечный!
Будет время – все уснем.
Пусть волною быстротечной
Хлещет в сердце день за днем.
Перед меркнущим камином
Лирой вмиг спугнем тоску!
Хочешь хлеба с маргарином?
Хочешь рюмку коньяку?
И улыбка молодая
Загорелась мне в ответ:
«Голова твоя седая,
А глазам – шестнадцать лет!»
Ему понравилось, повторяет: «Здравствуй, Муза! Хочешь финик?..»
Он лежит рядом. Какое счастье! Только касаясь его, я спокойна. Как только кончится пост, мы обвенчаемся и уедем. Мы плывем во времени в объятиях друг друга.
* * *
Утром проснулась – его нет. В панике выглянула в окно, заметалась по комнате в поисках одежды, выскочила, как ошпаренная, в кухню, потом взлетела на голубятню… Слава Богу! Митя здесь.
Сказать ему, что я переживаю? Он здесь, со мной, а я по-прежнему ищу его! Во сне и наяву. Ночью просыпаюсь, как от толчка, и, если наши тела не соприкасаются, судорожно шарю рукой по постели. Сегодня он весь день дома. Если я не вижу его полчаса, то испытываю тревогу, подхожу, нюхаю его белье и халат.
Меня бы силой никто не заставил выйти без Мити в город, одна мысль, что я могу оказаться в каком-то злосчастном месте, откуда перенесусь в свое время, меня ужасает. Одна, без него. А хочу ли я с ним перенестись в свой Петербург, под завязку набитый автомобилями, бутиками и винотеками, ресторанами и бомжами, копающимися в помойках? С ним – куда угодно, только в моем Петербурге он уже не сможет заниматься любимым делом, потому что наука ушла вперед и геоорнитологические атласы уже, наверняка, кто-то составил. Он не будет там счастлив.
Митя предлагает куда-нибудь поехать, а я говорю:
– Никуда не хочу. Когда Катерина уйдет, давай устроим пикник в саду.
Он снова спрашивал, не рассчитать ли Катерину, а я прикинула: жить здесь осталось недолго, придется кого-то искать для стряпни. Кстати, щи с грибами я могу сварить не хуже, могу приготовить и кое-что необычное, только у меня нет времени. Я не могу тратить его попусту, отрывать от любви. У меня постоянный страх, что это может оборваться сейчас, в любой миг. Как, почему – не знаю. Я многого не знаю.
И вот мы ждем, когда прислуга уйдет, так дети не могут дождаться, когда родители отправятся в гости, чтобы остаться дома одним. И что-то важное возвращается к нам с Митей. Мы опять заговорщики, мы чаще улыбаемся, мы снова начали шутить и поддразнивать друг друга, как было до моего признания.
Наконец она удалилась. Мы не обедаем, а складываем в корзинку сыр, огурцы, помидоры, хлеб и бутылку «бордеауха», так Митя теперь называет «бордо». Я рада, что это по-прежнему его веселит, ведь «бордеаух» – напоминание о тяжелой ночи объяснений. Значит, все хорошо, все будет по-прежнему.
В дальнем углу сада мы расстилаем на траве покрывало, вынимаем снедь, бутылку, бокалы. Солнце уходит, но это не меняет настроения, даже придает ему некую камерность. Мы негромко говорим, негромко смеемся. Он спрашивает о муже, потому что я сказала ему, что вдова и загадала загадку: дважды я была замужем, и был у меня один возлюбленный, а в моей жизни было всего два мужчины. Как это возможно? Задачку он не решил.
Я рассказала, что такое у нас брак, как женятся и разводятся. А вышла я замуж совсем юной, за человека, который был на десять лет старше и очень меня любил. Мне это чрезвычайно льстило, хотелось узнать взрослую жизнь, и казалось, я влюблена. Взрослая жизнь оказалась не столь привлекательна, как я воображала, к тому же стало очевидно, что мужа я не люблю, и я ушла от него. Мы развелись. Время шло, бывший муж так и не женился, и у меня никого не было, вот он и уговорил меня начать все с чистого листа, внушал, что семья не сложилась, потому что не было детей. Мы опять расписались, но почти сразу я поняла, что совершила ошибку. От одиночества, по глупости. Больше мы не разводились, но жили врозь, он был военный, умер от рака в Риге, я ездила попрощаться с ним. Так что я, действительно, вдова.
Потом у меня был гражданский муж, он был значительно моложе меня, и со временем стало ясно, что я тяготею к дому, а он к развлечениям. Будущего у нас все равно не было, мы расстались и с тех пор даже не виделись. Это расставание далось мне тяжело, я даже заболела.
– Вот и вся моя история, – сказала я. – Теперь ты расскажи о своей жене, но если не хочешь, не надо…
Он сказал, что звали ее Дитта, а полное имя – Джудитта. Она была дочерью садовника на вилле Арепьева и первой любовью Мити. Дитта ждала ребенка, но они не были обвенчаны. Она отказывалась перейти в православие. Митя надеялся, когда появится ребенок, она окрестится по православному обряду и они обвенчаются. Но Дитта и ребенок умерли в родах. Митя считает ее женой.
– А потом у тебя было много женщин?
– Ни одной я не предлагал стать женой.
– А твоя самая первая?
– Дитта, – ответил он, но потом засмеялся и сказал: – Была еще одна, раньше. Лет двенадцать мне было или тринадцать, да, уж года два я жил у Евгения Феофиловича. За нашим садом был лесистый обрыв, переходящий в лужок, покрытый короткой зеленой травкой. Я часто там бывал, лужок был неровный: два абсолютно круглых симметричных бугорка, за ними, посредине – большое плавное, обтекаемое возвышение, а под ним еще один маленький бугорок. Однажды я спускался с обрыва, посмотрел на лужок и вдруг все всхолмления сложились в группу. Я увидел огромную женщину, праматерь всех женщин, которая будто бы прорастала из земли – округлые груди, выпуклый живот, а ниже – лобок. Это была сама земля, я понял, эта женщина и есть земля, земля-женщина. Мне стало жутко, и я трепетал. Тут все переплелось от этой дикой догадки, пробуждающаяся чувственность и священный ужас. Несколько дней я обходил лужок стороной, чтобы не топтать его, не святотатствовать, но меня неотвратимо тянуло туда, я хотел проверить, может, земля в том самом месте дышит? И однажды я пришел, и лег на нее животом, и положил голову между ее грудей. Был солнечный день, она была шелковая, теплая и запах от нее шел опьяняющий. Так я познал женщину. У тебя было что-нибудь подобное?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
