— Спасибо вам за Джеральдину.
— Вы уже знаете?
— Звонила мисс Макдональд. Как вам это удалось?
Он подошел к лестнице.
— Его обнаружило частное сыскное агентство. Он попал в аварию, потерял работу и думал, что ребенку без него будет лучше. — Он ободряюще улыбнулся. — Не беспокойтесь, власти не собираются возвращать ему девочку до тех пор, пока не убедятся, что это в ее интересах. Но человек, который беседовал с ним в Мельбурне, пришел к выводу, что при соответствующей поддержке отец Джеральдины вполне в состоянии встать на ноги.
Хелли весело сказала:
— Теперь они ни за что не поверят, что камень желаний не работает. В особенности после полуночи. Я и сама думаю, а не попробовать ли мне еще раз.
Он спросил неожиданно резко:
— И что же вы хотите загадать на этот раз?
— То же, что и в прошлый, — фыркнула Хелли. — Я глупа от рождения.
Она чувствовала себя так скверно, что достаточно было малейшего толчка — и от ее напускного самообладания не останется и следа.
— В последнем вы правы, — сказал Роджер Шерман, — если не в состоянии разглядеть, что даже Фрэзер — это шаг вперед по сравнению с Коннеллом.
— Вот уж спасибо, — с яростью произнесла Хелли. Так, значит, он тоже считает, что Гэрет Фрэзер — это то, что ей нужно. — Вы нашли отца Джеральдины, вы просто очаровали Руни, но послушайте. — Она ткнула пальцем себя в грудь. — Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как я вышла из возраста Руни. Мне не нужна ничья помощь, даже ваша, и не надо за меня беспокоиться. Все вокруг считают, что Саймон бросил меня ради Аннабел. Так вот, он этого не делал. И мне наплевать на то, что вам рассказала Элвис.
— А что, по-вашему, сказала Элвис?
— Я знаю, она сказала, что мы с Саймоном ссорились. И мы действительно ссорились, но вовсе не из-за того, что он предпочел Аннабел.
— А почему же?
Поток слов было уже не остановить.
— Потому, что он думал, что я могу сказать вам, что он способен обмануть Аннабел, и вы настроите Аннабел против него. Я хорошо знала его до тех пор, как приехала сюда.
— Вы хотите сказать, что любили его?
— Я этого не говорила.
— Вы плакали тогда ночью, и на столике у вас стояла фотография мужчины… — Тогда в комнате было темно, но светила луна. Возможно, он разглядел ее.
— Я плакала не о Саймоне.
Его доброта сейчас была для нее невыносима. Когда он попытался подойти к ней, она отвернулась и, пятясь, поднялась еще на две ступеньки.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она. — И не подходите.
У нее не осталось больше сил. Хелли никогда не верила, что может наступить такой момент, когда она не сможет больше скрывать свои чувства от других, не сможет сохранять спокойствие на лице и говорить ровным голосом. Но никогда, даже в детстве, она не чувствовала себя столь одинокой.
Она стояла на середине лестницы, прислонившись спиной к стене, вполне сознавая, что говорит и выглядит так, словно теряет рассудок.
— Этому необходимо положить конец, — безжалостно и нетерпеливо сказал он. — Не знаю, по ком вы там плакали и о ком загадывали желания у камня, но я хочу, чтобы вы мне поверили, — я могу сделать так, чтобы вам было хорошо. Пусть это займет много времени, если вы так хотите. А сейчас мы начнем с того, что вы пойдете умоетесь, причешетесь, и мы отправимся куда-нибудь отпраздновать возвращение блудного отца. И черт меня побери, если я позволю вам устроить еще одну истерику.
— Вы это делаете ради тети Элеоноры? Потому, что любили ее и ради нее решили заботиться о нас? Обо мне и о Руни. Так говорит Аннабел.
— Аннабел не знает самого главного. Вы этого тоже не знаете. Хотите, я расскажу вам, почему она оставила вам дом?
— Из-за детей… мы так думали…
— Она оставила мне письмо. Хотите прочесть?
— Конечно.
— Думаю, пришло время. — Он резко повернулся и прошел в кабинет. Отпер ящик стола, достал письмо и, развернув его на столе, подвинул листок Хелли. — Вот это место, — сказал он, указывая на абзац где-то в середине страницы.
Хелли прочла:
«Я прекрасно знаю, что этот дом тебе не нравится и он тебе не нужен, поэтому я оставляю его той девушке, о которой я тебе рассказывала. Я очень хочу, чтобы ты с ней встретился. Ты всегда был ужасным упрямцем, дорогой мой, даже в детстве, но на сей раз я надеюсь, что права».
— Она действительно была права.
— Она рассказала вам обо мне?
— Рассказала.
— Когда? Что она вам рассказала?
— Как раз после того, как вы с ней расстались, она приехала сюда. И рассказала, что встретила девушку, с которой хотела бы познакомить меня. Помимо всего прочего, она сказала, что девушка пережила тяжелый эмоциональный стресс.
Элеонора Брантон была проницательной женщиной. Хелли сказала дрожащим голосом:
— Вот уж не думала, что у нее есть задатки свахи.
— Она не сделала это своей профессией. И никогда не занималась этим прежде. Она сказала буквально следующее: «Я встретила девушку, которая, как мне кажется, сможет пробить чудовищную стену твоей сдержанности, которой ты отгораживаешься от людей, и закончит тем, что ты окажешься в ее руках вместе с душой и телом».
— Но…
— Она была права, — сказал он. — Вы первая женщина в моей жизни, ради которой мне хотелось свернуть шею. — Он убрал письмо обратно в ящик. — Единственное время, когда я не думаю о вас, — это на работе. После того вечера я уехал в лабораторию и работал до тех пор, пока не был уверен, что, вернувшись домой, не встречусь с вами. Потому что той ночью я мог потерять голову, а это было бы ошибкой.
— Вы уверены?
— Если в вашей памяти до сих пор столь свежо воспоминание о каком-то мужчине, что вы начинаете кричать при малейшей попытке с моей стороны просто подойти поближе, я думаю, это было бы нежелательно. Сомневаюсь, что я попытался бы свернуть вам шею, но, если бы я захотел вас поцеловать, вы бы, вероятно, расценили это как оскорбление действием. — Глаза его были печальны, складки на лице, казалось, стали глубже, но он улыбнулся. — Я могу подождать. Когда наконец закончится ваш роман, у меня, по крайней мере, будет то преимущество, что мы живем достаточно близко.
Она сказала, уже совершенно четко:
— Этот роман закончился давным-давно. Вы хотите помочь мне избавиться от воспоминаний?
— Я должен это сделать. Вы — единственная женщина на земле, на которой я когда-либо захочу жениться, так что из абсолютно эгоистических соображений мне стоит приложить максимум усилий.
— Вы сказали: «Пусть это займет много времени».
— Как хотите.
