Позже в тот вечер, когда я вернулся в свою комнату заниматься, я услышал, как в дальнем конце здания зазвонил телефон, и подумал, это меня. Я хочу сказать, я не надеялся, что это так, я просто знал. И точно, через несколько секунд я услышал шаги в коридоре, и вот уже мистер Прыщавое Лицо стоит в дверях.
– Это снова я, – сказала она. – Ты знал, что это буду я?
– Конечно.
– Вчера ночью ты мне приснился. Мне приснилось, что ты привел какую – то девушку в квартиру моих родителей на Чаплин. Это заставило меня по-настоящему ревновать. Как ты думаешь, почему я увидела такой сон?
– Не имею представления.
– У тебя бывают такие сны?
– Насколько могу вспомнить, нет.
– Ты не сглазил меня, а? Одна из девочек сказала, что ты, вероятно, меня сглазил.
– С чего бы мне делать это?
– Ну, я была не очень деликатной, разве не так?
– О черт, с этим покончено, Скарлет. Люди влюбляются, потом порывают отношения, большое дело. С каждым случается.
– Твой голос звучит так искушенно. У тебя есть подружка? Нет, не говори мне. А то я стану ревновать. И все-таки ты не думаешь, что это странно, что мне приснился этот сон?
Я снова выцарапывал дорожку ногтем, счищая гадость, чтобы можно было увидеть чистое белое дерево внизу.
– Я слышал и о более странных вещах.
Она глубоко вздохнула.
– Я должна его вернуть, понимаешь. Я должна, – сказала она. – Парень вроде тебя, наверное, выше всего этого. Но я – нет. Я просто должна знать, что могу его вернуть. На какое-то время было так, как будто он знает все секреты вселенной.
– Митч? Митч с трудом доберется до ларька.
– Но ты понимаешь, что я имею в виду. Я имею в виду, даже готова спорить, что ты хочешь восстановить отношения с Дафни Ганн. Готова спорить, что, если бы она дала тебе шанс, ты знаешь, даже когда ты был со мной, ты бы им воспользовался.
– Между прочим, ты ему сказала?
– О чем?
– О доме моей тетки.
– Конечно да.
Неожиданно я вспомнил, как Рейчел говорила о том, что Скарлет не ночевала не дома.
– Ну, это не имеет значения, – сказал я.
– Для меня имело, – сказала она. – Это был мой первый раз.
– Я думал, ты была с тем певцом фолка.
– Я говорила тебе. Он прошел только часть пути. Это по-настоящему не считается.
Наступило молчание.
– Здесь все девушки мастурбируют, – сказала она. – Ночью как будто находишься в курятнике.
– Господи Иисусе, Скарлет. Неудивительно, что тебя исключили.
– Поверь мне, если бы исключали за это, в школе никого бы не осталось. Они кладут селитру вам в еду?
– Да. Тонны.
– Мне не помогает, – сказала она. – Должно быть, я гиперсексуальна или что-то вроде этого.
– В самом деле?
– Иногда мне кажется, за мной должна прийти полиция. Правда мы здорово разговариваем? Понимаешь, так легко. Должно было быть напряжение или что-то вроде этого.
– Ну не знаю, Скарлет. Может быть.
– Отец всегда говорил, что я должна выйти за тебя замуж. С первого раза, как он с тобой познакомился. Дерьмо, – неожиданно сказала она шепотом. – Мне надо идти. Черт. Я позвоню тебе завтра.
В четверг вечером приехала мама и взяла меня пообедать. Ощущение было довольно необычное – выйти в город вечером среди недели. Должно быть, она прояснила это с Психо, который всегда подлизывался к родителям. Все эти цветочки-василечки, вся эта псевдобританская чушь. (Теперь я знаю, что означает псевдо, и использую его через каждые три слова.)
Мы пошли в наш любимый ресторан, то французское местечко. Сказать вам правду, я был практически в восторге. У меня было чувство, что что-то близится, что-то хорошее ждет меня впереди. (Иногда вы просто чувствуете, как удача поворачивается к вам лицом. Словно открыли окно в душной комнате.) Но я также знал, что мама огорчится, если об этом узнает, так что я держал карты закрытыми. Наконец она сделала ход. Очень робкий, конечно, но факт оставался фактом: она не смогла вынести жизни на севере со стариком и на некоторое время сбежала. Собиралась уехать, чтобы побыть со своей старой подругой тетушкой Марни, у которой была квартира в Палм-Бич.
– Ты хочешь развестись? – спросил я.
– Ради бога, Саймон, не будь таким паникером.
Иногда, когда моя мама чувствовала себя виноватой, она переходила в атаку. Я не хотел ее воинственности, так что сказал:
– Сама знаешь. С тех пор как мне исполнилось двенадцать, я хотел, чтобы вы, ребята, разошлись.
Это ее немного охладило. Она зажгла сигарету и осторожно убрала табачную крошку с языка.
– Пока ничего окончательного. Хорошо? Это только на сейчас.
– Ты наймешь квартиру, когда вернешься?
– Не знаю, Саймон. Действительно не знаю. Ради бога!
– А ведь это прекрасная мысль, сама знаешь. Я мог бы приезжать к тебе. Еще лучше, я мог бы жить с тобой. Уйти из этого пансиона. Боже, это была бы сказка.
– Ну посмотрим, Саймон.
Через некоторое время мы заговорили о других вещах, обо всем, о Скарлет, Психо, на этот раз она вспомнила Эррола Флинна.
– Ты знаешь, – сказала она, – что они почти назвали меня Мейбл? Монахиня сказала маме: «У вас пять секунд, чтобы придумать имя, или мы будем называть ее Мейбл». И мама сказала: «Ух, ах, Вирджиния». Это просто слетело с ее языка. Вирджиния Вулф, вот было мое имя. Представь себе. Как только вышла пьеса, люди подходили ко мне на вечеринках и говорили: «Кто боится Вирджинии Вулф? Кто боится Вирджинии Вулф?» Это так раздражало.
– И что ты говорила в ответ?
– О, я просто показывала зубы и улыбалась, и притворялась, что никогда не слышала этого раньше. Знаешь, однажды я написала рассказ для «Ньюйоркера». Он был опубликован. Получилось неплохо. Но потом я вышла замуж и…
– За гонщика?
– Да. Томми. Такой красивый. Но пьяница. Он держал бутылки в камине, среди золы, и однажды я нашла их и просто ушла из дома. Следующее, что я помню, – это вечеринку на Сент-Джордж-стрит, и там был твой отец. Только что вернулся с войны. Он был такой джентльмен. О твоем отце одно можно сказать точно. Он джентльмен. Таких немного в мире. Я знаю.
И когда я посмотрел на нее, я почувствовал комок в животе. Она все еще любит его, подумал я. Она собирается уехать и скучать по нему. Она собирается осмотреться в Палм-Бич, но она не найдет джентльменов, которые могли бы сравниться с ним, и она вернется. Она вернется к нему, и ничего не изменится. Ничего никогда не изменится.
