Капитан Уилер отложил рапорт, откинулся на стуле и глянул в окно. После долгого молчания вновь посмотрел на нее и сказал:
– Я знаю военные законы, и по всем правилам следовало бы вывести вас за ухо вон. – Он вздохнул. – Но, думаю, любой, кто в силах заставить этого гнилого сучонка Миллера накласть в штаны, заслуживает второй попытки, так что вам никаких полетов две недели – или покуда не выпрем отсюда Миллера. Но если вы еще раз устроите что-то подобное – выгоню. И прослежу лично, чтобы вы больше ни разу в жизни не взлетели ни на одном самолете. Ясно?
– Так точно, сэр.
– А теперь убирайтесь.
– Есть, сэр. Спасибо, сэр.
– Билли привет передавайте.
Она поняла, почему Миллер не вышел из самолета. Ей потом рассказали, что он заставил механика отбуксировать самолет к другому ангару и велел всем выйти. Но молва-то пошла. А механик тот был Элрой Лиферз. Что же до Фрици, то она и не знала, как сильно ей нравилось быть «осой», пока быть ею она чуть было не перестала.
Шашни
Крылатая Ника делала укладку в салоне красоты «Разз-чешем», и тут заявилась ее подруга Пёрл Джефф – искала ее. Пёрл только что услыхала от подруги нечто, требующее немедленного доклада Ленор.
Полчаса спустя Ленор вломилась к Сьюки и ворвалась в кухню. Сьюки обедала.
– Мне надо потолковать с тобой, барышня, – не сходя с места. Я поражена полным отсутствием у тебя скромности. Ты забыла, что ты замужняя женщина?
Сьюки вытаращила глаза:
– Что?
– То-то я удивлялась, что тебя вечно нет дома последнее время и никак до тебя не дозвонишься, но теперь мне все ясно.
– Что?
– Сама знаешь что. До меня только что дошли слухи о том, что происходит у тебя с доктором Шапиро, и я желаю положить конец этой чепухе.
– Но, мама…
– Никаких «но, мама». Да самая мысль, что у тебя… что бы то ни было… позорна. Эрл Пул-младший – чуть ли не милейший человек из всех, кого я знала в жизни, а ты с ним вот так?
– Как? О чем ты вообще говоришь?
– Все знают, что вы встречаетесь в городе средь бела дня. Я просто не позволю тебе так обходиться с Эрлом. Он был исключительным мужем и отцом. Уповаю лишь на то, что не опоздала и он ничего не знает. Не забывай: не для тебя одной эта роза цвела, и с его внешностью он мог бы выбрать любую женщину, а потому я бы тебе советовала убить это вот, что у вас там, в зародыше, пока ты не проснулась разведенкой.
Сьюки совершенно оторопела:
– Я ушам своим не верю. Во-первых, это неправда. Не вожу я никакие шашни, и у меня в голове не помещается, как ты могла такое обо мне подумать. А во-вторых, мне казалось, что Эрл тебе не нравится.
– С чего это? Эрл мне всегда нравился, и тебе это известно. А если это неправда, зачем ты встречаешься с этим человеком? Мне это кажется вполне подозрительным. По вафлям никто так с ума не сходит!
– Ладно, мама, раз ты настаиваешь – да, я встречаюсь с доктором Шапиро в городе. И знаешь почему? Потому что я – его пациент и пыталась сохранить это в тайне, чтобы не позорить тебя или, боже сохрани, не опорочить бесценное имя Симмонзов, хотя двое из них прямо сейчас кукуют в дурке.
Ленор посмотрела на нее потрясенно:
– Сьюки, «Милый холм» – не дурка. Их там просто лечат от нервного расстройства. Зачем ты говоришь такое?
– Хорошо, мама, будь по-твоему. Как обычно.
– Да и вообще, зачем тебе психиатр? Это Марвэлин тебе идею подкинула?
– Нет. Не сомневаюсь, тебе трудно это представить, но у меня, знаешь ли, иногда возникают и свои.
– Это попросту глупость, и ты должна ее прекратить сейчас же. Ты меня слышишь, барышня?
– Мама, ты понимаешь, что я взрослая женщина?
– Мне плевать, какая ты взрослая. Ты моя дочь, и я не позволю тебе оскандаливаться.
Сьюки умолкла. Она пыталась решить, вывалить все немедленно или… нет.
– Хорошо, мама.
– Так-то лучше. Остается надеяться, что Эрл ничего не узнает. Бедняге и без того приходится непросто – возиться целый день со всеми этими зубами, не хватало еще твоих глупостей при всем народе.
– Да, мама.
– Так, ну, с этим разобрались… Выпью кофе.
Ленор уселась и уставилась на Сьюки, пока та варила ей кофе, а затем сказала:
– Вынуждена сказать, Сьюки, что меня очень беспокоит твое поведение. Этот врач давал тебе таблетки?
– Нет, мама.
– Хм-м-м… ну… что-то с тобой не так. Может, он тебя гипнотизировал, а ты и не в курсе. Вечно ты неправильно друзей выбираешь. Я всегда говорила: предложи тебе Марвэлин прыгнуть с крыши, ты б за ней следом и прыгнула. Ты же помнишь, как она тебя таскала в кружок изучения Библии.
– Помню, мама.
Через несколько дней слух о Сьюки дошел и до Марвэлин, но она увидела все совершенно в ином свете. Завидев, как Сьюки садится в машину на парковке возле «Уолгринз», она подбежала и постучала ей в окно. Сьюки открутила стекло вниз:
– Привет, Марвэлин, как ты?
– Открой дверцу, – сказала она, дергая за ручку Сьюки отперла, и Марвэлин, нырнув внутрь, игриво хлопнула ее по ноге: – Ах ты хитрованка, ну даешь! Верно говорят, что в тихом омуте черти водятся. Говорила я тебе вести дневник, он изменит твою жизнь, – и не ошиблась. Сколько ему? Тридцать?
– О господи, Марвэлин, что б ты там ни слыхала, это враки. Не вожу я никакие шашни.
Марвэлин подмигнула:
– Ага, конечно. Но, милая, не надо меня стесняться. Я всей душой тебя поддерживаю. Эдна Йорба Зорбра говорит, что так в природе и было задумано. Нам всем следует быть с мужчинами помоложе. Она говорит, это справедливо. Говорит, что мы своего сексуального пика достигаем только к шестидесяти. Наш сексуальный импульс усиливается, а у мужчин нашего возраста угасает.
– Ну ей-богу, Марвэлин, доктор Шапиро – просто знакомый.
– Кто бы сомневался. Слушай, сделай мне одолжение. Мы же подруги.
– Марвэлин, честное слово. Никакого романа. Мы встречаемся профессионально. Он мне помогает разобраться кое с чем, вот и все.
– Разумеется, ясное дело, так и скажу, если кто спросит. Мне ты можешь доверять. Но, между нами, я тобой страшно горжусь. Всегда думала, что ты просто-напросто скучная домохозяюшка, какие не меняются.
– Что? Ты считаешь меня скучной!
– Теперь уже нет.
– Но ты так думала? Что я скучная?
– Да, но в хорошем смысле. Просто считала традиционной. Ты понимаешь…
