Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Бороду он тоже отпустил – просто однажды решил не сбривать растительность у себя на лице. В таком виде – в холщовой куртке, накинутой на плечи, с почерневшими от солнца ступнями, с фенечками, нанизанными на запястья, я едва могу узнать его.
Я зову его по имени. Он какое-то время не оборачивается, но я знаю – он услышал мой голос. Он медлит, дразнит меня, смотрит куда-то за горизонт, подкидывает в руке камешек. Потом наконец оборачивается, и я вижу его смеющиеся глаза.
– Привет! – говорит он одними губами.
Как же давно я его не видела!..
33
В переходе, истоптанном грязными подошвами, слышна флейта. За спинами идущих впереди меня людей я не вижу того, кто играет. Потом, после поворота, между людьми впереди открывается просвет, и я наконец могу разглядеть музыканта. Это худющая девчушка лет двенадцати в тяжеленных гриндерсах. В ее распущенные темные волосы вплетены цветные косички. Стеганный заношенный плащ, перчатки-митенки. У ног притулилась замызганная картонная коробка.
Притормозив, я лезу в сумку, достаю из кошелька пятьдесят рублей и кладу в коробку. Не отрывая ото рта флейты, девчонка кивает мне, потом ловко нагибается и, вынув бумажку из коробки, дно которой усеяно мелочью, кладет в карман.
Через пару минут, миновав длинный многолюдный переход с «Маяковской» на «Площадь Восстания», и проехавшись на эскалаторе, я попадаю наверх, во двор Московского вокзала. Вечный питерский ветер немедленно забирается за воротник. Сквозь арку выхожу на площадь и сворачиваю на Лиговский. Низкое небо изредка плюется в меня редкими каплями.
Я все еще в Пашкиной куртке – уж больно она удобная. А в Питере (не то что в столице) всем окружающим наплевать, что на тебе надето. Хоть кеды с дырой. Хоть пальто из «секонда». Хоть куртка с чужого плеча, на два размера больше. Главное, чтобы у тебя всегда были с собой зонт и шарф. Даже летом.
Цель моя – газетный киоск. Киоском, правда, его назвать трудно – на утлом столе, притулившемся у стены, пасьянсом разложены газеты и журналы, прикрытые от дождя огромным куском полиэтилена. Стоящая рядом тетка в дождевике поверх теплой куртки пьет из стаканчика то ли чай, то ли алкоголь. С другой стороны, сунув между столом и стеной толстый зад, спит черная откормленная собака.
Меня интересует свежая желтая пресса. Попросив приподнять полиэтилен, я тыкаю во все красочные обложки подряд. После прочтения таких журналов на руках остается типографская краска… Сгребаю увесистую пачку в купленный заранее пакет, отдаю деньги и, удачно попав на зеленый свет пешеходного перехода, уже через минуту оказываюсь на другой стороне Лиговки. На секунду замешкавшись, решая, где выпить кофе, здесь или на Невском, все-таки по привычке выбираю Невский.
В холодное время года в этом городе на улице не стоит находиться слишком долго, если вы, разумеется не желаете подхватить легочное заболевание. Передвигаться нужно энергично, от одного теплого кафе до другого. А лучше вообще никуда не выходить – сидеть на диване в каком-нибудь уютном заведении и тянуть свой вечный латте.
В кафе возле кинотеатра «Художественный» нет мест. И это днем в будни? Придется, видимо, тащиться до Владимирского проспекта – там, возможно, народу будет поменьше. Черт, надо было сначала выпить кофе, а после уже купить пару тонн газет. Поплотнее завязываю шарф и отправляюсь на прогулку вдоль проспекта.
Навстречу течет публика совершенно не столичного пошиба. Да и вообще не российского. Девушки в странных беретах, в шарфах, вязанных еще их бабушками, и вечных кедах в сочетании с юбками в пол. Помятого вида проамфетаминенные парни в модных клетчатых шляпах, косящие то ли под битников-постмодернистов, то ли под моделей из последней коллекции «Top Man». Доисторическая профессура в роговых очках с потертыми пластиковыми дипломатами. Дамы бальзаковского возраста, при встрече сующие вам распечатанные на принтере мелкие листовки с надписями типа «Отель на Морской улице. Недорого» или «Уютная квартира на час». Что ни личность, то богема – непризнанные поэтессы, невыспавшиеся музыканты, отчисленные студенты…
Питер – это совершенно отдельное, не принадлежащее, кажется, ни географически, ни социально к остальной России место. Приезжая сюда, ты либо навечно влипаешь всем сердцем в его серое небо, продрогшие улицы, вечное межсезонье и вязь садовых оград, либо в ужасе съезжаешь на третий день куда глаза глядят. Я не могу признаться этому городу в вечной любви – уж больно странное это место, что бы про него ни писали классики. Однако знаю я Петербург хорошо – у меня здесь уже несколько лет живет подруга детства. Так что все лавочки во дворах в районе Комендантского проспекта, все злачные заведения в историческом центре, все пересадочные станции в метро и все кофейни на Невском, Владимирском и Литейном я знаю как свои пять пальцев. И, наверное, хорошо, что мы прилетели именно в Питер: жить здесь слишком тяжко и мрачно, а вот пережидать столичную суету или предаваться философским размышлениям в квартире с видом на Финский залив (после третьей рюмки чаю) – очень даже неплохо!
Впрочем, да. Вернувшись на три строки вверх, внесу поправку – хорошо, что мы вообще прилетели…
После самолета чувства мои странно притуплены. Такое ощущение, что между окружающим миром и мной – толстый слой ваты. Вы можете палить рядом со мной из пушки – я ухом не поведу. Под моим окном может приземлиться летающая тарелка – я продолжу невозмутимо пить чай. Даже если в моей квартире прорвет трубы, если на улице на меня нападет грабитель или объявят третью мировую – думаю, мой пульс не ускорится ни на один удар. Не то что мне будет по фигу – просто я столько раз прощалась с жизнью в последнее время, что, скорее всего, кроме обычного любопытства, уже ничего не почувствую.
Да, и, кстати, я решила, что не вернусь в «Слухи» ни за какие двойные и даже тройные оклады. К черту! Напишу заявление – и адьос! И пусть Шило сама пишет книгу – какую хочет. Если уж я выжила, краткие мгновения собственного существования не стоит тратить на то, чтобы пачкать чистые листы «Майкрософт Ворд» дерьмовыми статейками…
Наконец, когда ветер, дующий в спину, почти ставит у меня на голове ирокез, а пальцы, держащие пакет, превращаются в сосульки, я добираюсь до тихой кофейни сразу за поворотом на Владимирский проспект. Высокий стул у окна с видом на «Рэдиссон» свободен, и я с удовольствием заказываю глинтвейн и пару запеченных в сладком тесте яблок.
Рядом никого нет, поэтому я с комфортом раскладываю на весь стол купленные журналы и, предвкушая веселое чтение, погружаюсь в передовицы.
Если судить о жизни в Москве по газетным заголовкам, кажется, что там и вправду наступил конец света. Майя немного ошиблись, и вся заварушка началась не в 2012-м, а уже сейчас. Итак, поехали. «Экспресс-газета» в красках описывает перестрелку в ресторане «Стакатто». Бла-бла, криминальный след, бла-бла, дележ сфер влияния… далее следуют комментарии каких-то милицейских чинов и обширная статистика заказных убийств за последние пару лет. Кстати, и про Ивана упомянули. «Участником перестрелки невольно стал молодой артист И. Серебров с друзьями. По словам самого Ивана (ха, с какой легкостью сочиняются несуществующие интервью, даже Шило в наших «Слухах» брезгует такими приемчиками), его больше напугала не сама перестрелка, а последовавший после нее пожар в помещении ресторана. Цитата: «Если бы не быстрая помощь подоспевших пожарных, мы бы могли сильно пострадать».
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
