Но больше всех был опечален Теодор; он предпринимал все возможное, чтобы помочь своему хозяину и как-то его утешить. Раймонд уже давно был бы раздавлен горем, если бы не надежда, за которую он цеплялся, надежда на то, что Агнес не умерла, что она нуждается в его помощи, а все окружающие, хотя и были уверены в обратном, старались поддерживать в нем эту веру, ставшую теперь его единственным утешением.
Только Теодор действительно верил в иллюзорные надежды своего хозяина и старался придать им реальность. Сначала его усилия были направлены на то, чтобы попытаться проникнуть в монастырь. Каждый день он изменял свой внешний вид, возраст, походку, но какими бы гениальными ни были его метаморфозы, они оставались безрезультатными, и каждый вечер он, глубоко разочарованный, возвращался во дворец Лас Систернас. Однажды он смешался с толпой нищих и, взяв в руки гитару, пристроился у дверей монастыря.
«Если Агнес еще здесь, — подумал он, — и если она услышит мой голос, она его непременно узнает и, может быть, найдет способ дать знать о себе».
Это был час, когда нищим при монастыре раздавали похлебку. Держа гитару в руке, он подошел к двери и попытался завести беседу со старой привратницей. Его мягкий голос, его лукавый взгляд (один его глаз был скрыт широкой черной повязкой) и ловкие ответы быстро завоевали сердце старой монашки-привратницы, которая, едва только толпа нищих схлынула, пригласила его в монастырь. Она отвела его в приемную, где приказала подать ему двойную порцию похлебки, прибавила к ней еще фрукты и кое-что из собственных запасов. Пока он пировал и радовался тому, какой оборот принимают события, он стал предметом не совсем благочестивого восхищения еще двух монашек, которые шумно огорчались, что такой красивый паренек открыт для соблазнов этого мира и что его очарование не посвящено исключительно церкви и ее служанкам. Наконец они решили, что нужно тут же попросить матушку настоятельницу пойти к Амбросио, чтобы тот принял нищего мальчика в орден Капуцинов. Тут старуха, чье влияние на монастырские власти было немалым, спешно отправилась в келью настоятельницы и дала ей такой перечень блестящих качеств Теодора, что той захотелось на него взглянуть. Тем временем так называемый нищий осторожно расспросил монастырскую служанку о судьбе Агнес, но ее сведения лишь подтвердили-версию настоятельницы: Агнес заболела, вернувшись с исповеди, и так и не встала больше с постели, и она сама присутствовала на ее похоронах, видела ее мертвой и своими руками помогла уложить ее в гроб. Этот рассказ привел Теодора в уныние, но, продвинув дело так далеко, он решил дождаться его окончания. Теодора ввели во вторую приемную и представили настоятельнице, а поскольку его ответы на ее вопросы были проникнуты самой убедительной искренностью и он сумел найти такие теплые слова, говоря о монастыре, выказал такой лиризм и такой пыл, что аббатиса выразила надежду добиться для него места в ордене. И, приказав ему прийти снова на следующий день, вышла.
Тем временем монашки, которые из уважения к настоятельнице застыли в молчании, налетели на него, как стайка птиц, и принялись трещать, болтать и осыпать Теодора множеством вопросов. Пока они суетились, растерянный Теодор старался отыскать какой-нибудь просвет среди трепетания белых чепцов, все еще надеясь разглядеть несчастную Агнес. Наконец, устав его выспрашивать, монашки заметили его гитару и спросили, играет ли он; он ответил скромно, что не ему себя хвалить, но он просит их соблаговолить стать его судьями, на что они с готовностью согласились. И тогда, настроив свой инструмент, он спел куплеты голосом, способным разбудить мертвых.
КОРОЛЬ ВОД
датская баллада
Шагами, что легче, чем шепот ручья,
Девица шагала ко храму Марии,
Ко храму Марии девица шагала
И демона вод она вдруг повстречала.
А демон, лишь только девицу узрел,
Как тут же ее соблазнить захотел.
Он к маме-колдунье в пещеру спешит,
Пусть мама скорее ему пособит.
Колдунья свершила свой тайный обряд
И демона в белый одела наряд,
И жестом одним превратила она
Прозрачный поток для него в скакуна,
Который, казалось, спустился сюда
Из райских садов, не оставив следа.
Как молния, демон врывается в храм,
О Боже, как много их молится там,
Мужей и хозяек, больших и детей…
Таким образом, исполняя куплет за куплетом, он продолжал развивать историю, полную намеков на ту, что его сюда привела. Монашки слушали его, явно очарованные. Но, хоть Теодор и придавал некоторое значение их одобрению, оно в его глазах ничего не значило, поскольку его уловка не удалась. Напрасно медлил он между строфами, ни один голос не ответил ему. Он начал отчаиваться.
Вскоре звон монастырского колокола стал созывать монашек в трапезную, но они не оставили Теодора, пока не одарили его ладанками, вареньем и освященными крестиками. Он принял все эти подарки, выражая искреннюю признательность, но заметил, что без корзинки он просто не знает, как их унести. Они уже поспешили было за какой-нибудь корзинкой, но были остановлены немолодой женщиной, которую Теодор раньше не замечал.
— А вот, — сказала привратница, — матушка Урсула с корзинкой.
— Вот мой подарок, — сказала ему старая монахиня, отдавая корзинку прямо ему в руки и сопровождая эти слова таким выразительным взглядом, что Теодор почувствовал что-то новенькое. Он подошел к решетке как можно ближе.
— «Агнес», — прошептала старуха едва-едва слышно. Но Теодор тут же это уловил и почуял какую-то тайну, к которой корзинка явно имела отношение. Его сердце подпрыгнуло от радости. Он попытался что-то сказать, но вернулась настоятельница. Увидев ее, мать Урсула стала белой, как ее воротник.
— Мне нужно с вами поговорить, мать Урсула, — сказала аббатиса голосом, полным угрозы.
— Со мной? — ответила та, не в состоянии скрыть свою растерянность.
По знаку настоятельницы она вышла.
Поскольку колокол монастыря прозвонил второй раз, монашки наконец разошлись, и Теодор смог унести свой трофей.
Он не бежал, а летел в особняк Лас Систернас и через несколько минут был у постели своего хозяина.
Тот, задыхаясь, вскочил на своем ложе. Он выхватил корзинку из рук пажа и опрокинул содержимое на постель, надеясь найти на дне письмо, но ничего похожего там не было. Поиски начали снова, и снова безуспешно. Наконец дон Раймонд заметил, что уголок голубой шелковой подкладки распорот. Он поспешно надорвал его дальше и вытащил тоненький листок бумаги, который не был даже свернут. На нем был адрес маркиза де Лас Систернас, и он смог прочесть то, что следовало дальше:
На всякий случай посылаю вам эти несколько строк. Вам их передаст Теодор, ваш паж, которого я узнала. Достаньте у кардинала-герцога приказ арестовать и меня, и настоятельницу, но пусть этот приказ будет исполнен только в пятницу, в полночь. Это время выбрано для празднования дня Святой Клары. Будет процессия при свете факелов, я на ней буду, но, умоляю, пусть никто не подозревает о ваших намерениях, так как стоит только настоятельнице уловить малейший намек — и вы обо мне никогда больше не услышите. Будьте осторожны, если вам дорога память об Агнес и если вы хотите покарать убийц. Я должна вам рассказать такое, что у вас от ужаса кровь застынет в жилах.