Она села под балдахин на кровати и смотрела, как мимо проплывают огоньки берега. Странно, кораблю уже следовало бы повернуть и войти в бухту. Ее внимание привлек непонятный сигнал на берегу — кто-то снова и снова размахивал фонарем, словно предупреждая об ухудшении погоды.
Вдруг она услышала плеск воды, треск, и весь корабль содрогнулся. Ацеррония глянула вверх и с воплем бросилась поперек каюты: прямо на ее госпожу падал потолок. Агриппина упала на ложе и в ужасе смотрела, как потолок каюты опускается все ниже. Наконец он рухнул, но, к счастью, на спинку и поручни кровати.
— Убийство, госпожа! — закричала служанка. — Убийство! Они пытаются нас убить!
Но Агриппина еще не понимала, что происходит. Наконец она выбралась из-под досок развалившейся каюты и сразу увидела изумленные взгляды гребцов. Тут она и поняла, что кто-то устроил на нее покушение. Да! Гребцы, увидев, что она жива, бросились на один из бортов, чтобы накренить судно и свалить женщин в воду.
В ужасе Агриппина прыгнула в воду и поплыла к берегу. Отплыв подальше, она обернулась. И увидела, как гребцы бьют ее служанку веслами. Агриппина поблагодарила богов за то, что спаслась.
Она поплыла как можно тише, и ночь скрыла ее от убийц на корабле. Сознание Агриппины прояснилось. И вдруг к горлу подкатила тошнота: она поняла, что нечто подобное уже видела раньше. Сам Нерон использовал именно этот трюк несколько лет назад в морской игре: он удивил и сокрушил гладиаторов, когда из распавшихся судов на них вырвались дикие звери. В бешенстве от того, что она так легко поверила притворной любви сына, Агриппина твердо вознамерилась теперь доплыть до берега, вынудить Сенат сместить императора и заключить в тюрьму.
Она плыла будто целую вечность, но наконец добралась до рыбачьих лодок и попросила доставить ее на берег. Прибыв домой, она послала Нерону записку со словами, что боги спасли ее, и не нужно к ней приезжать, потому что она очень устала и отдыхает.
Агриппина была вне себя от ярости. Она сразу написала несколько писем сенаторам с просьбой собрать заседание Сената и рассмотреть вопрос, подходит ли Нерон для правления. Да, проблемой могла стать преторианская гвардия, но неподалеку от Рима у нее немало верных солдат, которые справятся с германцами. И еще она подумала, что все случившееся — кара за рождение столь неблагодарного сына.
Получив письмо от матери, Нерон испугался. И сразу послал за Аницетом. Тот был поражен видом своего бывшего ученика: Нерон закрылся занавесками кровати и трясся от страха. В комнате пахло мочой, словно в спальне слабоумного ребенка.
Не дав прибывшему сказать и слова, Нерон начал рыдать:
— Друг, учитель, ваш план не сработал! Моя мать спаслась. Теперь мне страшно… Аницет, я никогда в жизни так не боялся. Неужели боги помогли ей бежать?! Теперь я буду наказан?
— Великий цезарь, никто не сможет причинить вред вашей божественной персоне. Юпитер и воинственный Марс падут на колени перед вами. Я думаю, что боги решили сначала спасти вашу мать, чтобы еще горше было ее разочарование, когда придет к ней настоящая смерть. Нерон, великий император мира, ты позволишь мне взять пару матросов, грубых и надежных людей, чтобы мы отправились на виллу твоей матери и удостоверились, что это будет последняя ночь, которую она проведет на этой земле?
— Да! — завопил Нерон. — Да, сделай так, друг, и я вознагражу тебя всем, что пожелаешь!.. Но не должно остаться тела. Агриппина должна быть уничтожена, полностью сожжена, чтобы не осталось ни одной ее кости. Никто не должен сказать в Риме, что Нерон, который столь любил свою мать, как-то связан с ее смертью. И я буду целый год оплакивать ее переправу через Стикс…
Аницет улыбнулся и склонился в низком поклоне. Теперь его проблемы закончились.
Он ушел, а Нерон сказал словно сам себе:
— Знаешь, Аницет, год оплакивания — это очень долгий срок. Слишком уж долгий…
Глава 10
60 год н. э. Земли иценов, Британия
Взоры всех были устремлены на королеву — всех, только не было рядом Таски и Каморры, которые тихо плакали в своих комнатах, утешаемые друзьями и слугами. Мало кто заметил исчезновение Кассия, уехавшего в Лондиний сразу после известия о смерти приемного отца. Но все остальные, от рабов и слуг до жителей деревни и младших вождей племени, пришли почтить память Прасутага. И все они смотрели теперь на Боудику.
Едва узнав о смерти мужа, Боудика разделась и, обнаженная, отправилась на берег священной реки, чтобы в ее потоках смыть свою прошлую жизнь — жизнь жены умершего человека.
Она возвращалась, дрожащая и мокрая, а люди бросали на ее пути дубовые листья, а затем расступались, чтобы она прошла под живыми вратами, образовавшимися от сплетения омелы с кроной тополя, — как делали все, кто должен был начать новую жизнь, оставив позади прежнюю. Затем зазвучали молитвы богам с просьбой, чтобы те подарили королеве спокойствие и мир в ее новой жизни.
Рабы завернули ее в полотенца, а потом облачили в белый саван — саван цвета чистоты и смерти, который она должна была носить семь дней и семь ночей. Нельзя было надевать ни украшений, ни драгоценностей; каждое утро и каждый вечер она должна была обнаженной приходить к священной реке, чтобы смыть все грехи — свои и мужа.
Эти обряды были необходимы, но она не думала о них, ей хотелось лишь плакать, горюя по человеку, сделавшего из нее женщину и мать, стоявшего рядом, когда она много лет назад надела зеленое свадебное платье, любившего ее до самого последнего своего вздоха.
Боудике хотелось кричать всему миру, что Прасутаг был лучшим из мужчин, что он был нежным и любящим, отважным и доблестным. Но обычаи требовали, чтобы она молчала о своей любви. Вместо этого она должна была очищать себя в водах реки, пока грехи не будут с нее смыты, а жизнь обновлена.
Но ее скорбь тоже не могла быть бесконечной. Воспоминания о прошлых годах и минувших радостях приходили к ней постоянно. Однако, полноправная королева своего народа, сейчас она должна была обратиться к собравшимся и дать им свое благословение. А собралась огромная толпа: все ее подданные, соседи и друзья, здесь же были рабы, слуги и работники.
Стоя в лучах солнца, Боудика на мгновение задумалась, что ей следует сказать. Слова всегда приходили к ней легко, но раньше она не была вдовой и одинокой правительницей. И потому теперь она вознесла краткую молитву богине Лагалле, чтобы ее речь достигла сердец и внушила подданным такую веру, какую испытывали они, слушая Прасутага.
Она посмотрела в глаза людей своего племени и заговорила:
— Мой народ, мои друзья! Вы знаете, что великий король Прасутаг умер. Он умер этим утром. Но и в смерти есть жизнь, жизнь и надежда. После смерти наши внуки и правнуки воплотят наш дух, наши надежды и мечты. Да, Прасутаг умер, его тело превратится в пыль, но душа воспарит над нашими землями и отправится к предкам — к тем, кого мы помним и чтим. Ваш король остановил нашествие римлян и превратил его в процветание для всех нас. Земля, которая могла стать полем сражений, при мудром правлении Прасутага стала местом, где все мы живем в мире. Он знал, что борьба с римлянами принесет нам всем рабство, а жизнь в мире с ними — богатство. Многие, и я в том числе, не были согласны с ним. Но время — лучший учитель, и теперь мы можем видеть, сколь мудрыми были его решения и насколько он был прозорлив. Друзья, я стою перед вами как королева иценов. Все вы знаете меня. Я — королева. Я продолжу то, что делал Прасутаг. Я буду следить за тем, чтобы вы жили в безопасности в своих домах, чтобы старые и больные нашли помощь, чтобы ваши дети пользовались теми благами, что принесли нам римляне, чтобы плоды вашего труда были проданы и принесли вам процветание. Но особенно, друзья, я буду следить, чтобы вы гордились, называя себя народом иценов, и находили в этом достоинство и самоуважение. Никто из нас здесь не является слугой Рима. Все мы — друзья Рима. Теперь возвращайтесь в свои дома и молитесь за Прасутага. Его дух будет с нами вечно.
