Габриель осторожно пригубил напиток. Вино оказалось на удивление превосходным.
— Боюсь, я основательно на это подсяду.
Он отхлебнул еще.
Минналуш улыбнулась.
— Рада, что тебе понравилось. Это вино очень полезно для укрепления иммунной системы. Пей его каждый день понемножку.
— Не откажусь.
Габриель осушил бокал. На донышке остался темный круг осадка.
Минналуш удовлетворенно кивнула.
— Еще?
— С удовольствием.
— За нас, — с лукавой улыбкой произнесла она.
— За то, чтобы узнать друг друга поближе, — добавила Морриган и сощурилась на солнце.
Звон, с которым ее бокал ударился о бокал Габриеля, был прозрачным и чистым, как счастье.
* * *
Возможно, вино Морриган и укрепляло иммунную систему, но при этом оно могло свалить с ног даже быка. Дома Габриель заснул прямо перед телевизором. Проснувшись, он обнаружил, что лежит на диване, скрючившись в неудобной позе, подушка под головой закапана слюной, телевизор все еще работает, а на кофейном столике надрывается телефон.
Габриель посмотрел на часы — без семи минут полночь, для дружеских звонков поздновато. Убрав звук на телевизионном пульте, он поднял трубку.
— Я тебя разбудила?
Голос Фрэнки звучал так отчетливо, точно она стояла рядом.
— Не важно. Что стряслось?
В общем, ничего.
— Она помолчала. — Я просто хотела поговорить, узнать, как твои дела.
— Нормально. — Габриель нахмурил брови. — А у тебя?
— Тоже, — сказала Фрэнки, но по ее тону он понял, что это не так.
— Что случилось? Уже поздно. Почему ты не в постели?
— Я в постели.
— А где Уильям?
В самом деле, не может же она болтать с ним, когда рядом лежит муж.
— Спит. С тех пор как заболел, он спит в другой комнате. Не хочет беспокоить меня. — Фрэнки опять умолкла. — Сначала я категорически возражала, но он настоял… Наверное, ему так легче.
— Понимаю.
Интересно, в какой степени сохранилась между супругами Уиттингтон физическая близость? Габриель знал, что не имеет права размышлять на эту тему, но сейчас, в сложившихся обстоятельствах, вопрос возник у него сам собой.
— Габриель…
— Что?
И снова пауза, такая длинная, что на мгновение ему показалось, будто Фрэнки нет на линии.
— Ты никогда не задумывался, что было бы, если…
— Если что?
— Если бы мы остались вместе?
Габриель потер лоб.
— Конечно, задумывался.
И не только об этом, мысленно продолжил он. С тех пор как Фрэнки вновь вошла в его жизнь, он неоднократно спрашивал себя, могут ли они восстановить прежние отношения. Его мучила совесть, ведь в действительности он вовсе не желал Уильяму Уиттингтону смерти, но факты говорили за то, что в недалеком будущем Фрэнки опять станет свободной женщиной.
На другом конце провода послышался долгий, тяжелый вздох. Глухим голосом Фрэнки произнесла:
— Я люблю Уильяма, люблю всем сердцем. Ты мне веришь?
— Разумеется, верю.
— Но иногда я не могу удержаться, чтобы не… Прости, я не должна так говорить… Не должна вываливать на тебя свои проблемы. Это нечестно.
— Ты можешь говорить со мной о чем угодно.
— Понимаешь, все произошло слишком быстро. Мы с Уильямом так мало прожили вместе… Заболев, он начал отдаляться от меня. Он уже попрощался со мной, и теперь я не могу до него достучаться.
— Фрэнки, мне очень жаль…
— С тобой было легче. Во многих отношениях ты вел себя как последняя скотина, но я всегда знала, о чем ты думаешь, что собираешься делать.
— Ну спасибо.
— Говоря это, я чувствую себя предательницей.
— Каждому из нас нужно дружеское плечо, чтобы выплакаться.
— Ты прав.
— Фрэнки…
— Прости, что разбудила тебя, — торопливо проговорила она.
Уже жалеет, что позвонила, понял Габриель и вздохнул.
— Ничего, звони в любое время.
Он положил трубку и уставился на телефон. Две недели назад он бы не поверил, что у них состоится подобный разговор. Фрэнки открывает перед ним душу, вспоминает о прошлом, хочет общения… Две недели назад этот звонок заставил бы Габриеля подпрыгнуть от радости, но сегодня почти не произвел на него впечатления, и, чтобы понять почему, не требовалось познаний в психоанализе. На мгновение он вспомнил беднягу Джонатана Харкера, который чуть не стал жертвой вампиресс, наложниц графа Дракулы. «Я закрыл глаза в томном восторге и ждал, и ждал, трепеща всем существом». Господи, ну почему в этом мире все так сложно устроено?
* * *
Определение «сложная» даже приблизительно не могло охарактеризовать ситуацию, в которой оказался Габриель Блэкстоун.
В последующие восемь недель он, Морриган и Минналуш стали буквально неразлучны. Все глубже погружаясь в мир сестер Монк, Габриель постепенно терял способность судить о них беспристрастно.
Он знал, что сестры строят в отношении него определенные планы — в дневнике говорилось об этом совершенно недвусмысленно. Должен ли он был остерегаться? Вне всяких сомнений. Остерегался ли? Нет. Чем больше времени Габриель проводил в обществе сестер, тем труднее ему было удерживать свои защитные барьеры. Его медленно соблазняли, и он уступал соблазну. Быть предметом внимания сразу двух экстраординарных женщин — от этого у кого хочешь закружится голова.
Сестры Монк действительно отличались от прочих женщин. И пускай Габриель видел их почти каждый день, иногда в самых приземленных ситуациях — например, во время стирки или рано по утрам, в халатах, с растрепанными волосами и бледными губами, — тем не менее они оставались для него экзотическими созданиями, полными загадок. Безусловные представительницы своего времени, сестры, однако, во многом были старомодны, и эта приверженность к старине сквозила в повседневных мелочах.
— Ты до сих пор этим пользуешься? — как-то спросил Габриель у Минналуш, показывая на счеты с костяшками из слоновой кости.
— Конечно, — ответила она, удивленная вопросом. Увлечение сестер Монк алхимией также слегка отдавало колдовством, старыми пыльными фолиантами и безумными пророчествами.
Габриель забросил работу. Раньше он всегда поровну делил свою энергию между трудом и развлечениями, хотя грань между этими понятиями была зыбкой. Теперь он каждый день сопровождал Минналуш и Морриган Монк в их поездках по городу. Обе дамы неизменно производили фурор, где бы ни появлялись. Габриелю льстило внимание окружающих, когда он входил в помещение под руку с двумя ослепительными красавицами. Он испытывал гордость и даже некоторый собственнический инстинкт. Эти леди пришли со мной, думал он, ловя восхищенные взгляды, я — их кавалер.
