Книга Вторая Академия - Айзек Азимов

По причине или по целому ряду причин, неизвестных простым смертным в Галактике, в незапамятные времена в Межгалактическом Стандарте Времени была выделена основная единица — секунда, то есть промежуток времени, за который свет проходит 299,766 километра. 86 400 секунд произвольно приравнены Межгалактическому Стандартному Дню. А 365 таких дней составляют один Стандартный Межгалактический Год.

Почему же именно 299,766, почему 86 400, почему 365?

Традиция, говорят историки, отвечая на этот вопрос. Нет, говорят мистики, это таинственное, загадочное сочетание цифр. Им вторят оккультисты, нумерологи, метафизики. Некоторые, правда, считают, что все эти цифры связаны с данными о периодах вращения вокруг своей оси и вокруг Солнца той единственной планеты, что была первородиной человечества.

Но на самом деле точно никто этого не знал.

Как бы то ни было, день, в который крейсер Академии «Хобер Мэллоу» столкнулся в космосе с эскадрой Калгана во главе с флагманским кораблем «Бесстрашный» и отказался пустить на борт группу, которая, непонятно почему, вознамеривалась обыскать крейсер, и из-за чего он был незамедлительно превращен в кусок оплавленного металла, отмечен в календаре как 185:11692 Г.Э. То есть — сто восемьдесят пятый день одиннадцать тысяч шестьсот девяносто второго года Галактической Эры. Начало летосчисления в таком календаре приходилось на воцарение Первого Императора династии Камблов. По другому летосчислению это был сто восемьдесят пятый день четыреста девятнадцатого года от рождения Гэри Селдона — 185:419, а по третьему — 185:348 А.Э., то есть сто восемьдесят пятый день триста сорок восьмого года от основания Академии. На Калгане же это был 185:46 П.Г., то есть сто восемьдесят пятый день сорок шестого года со дня введения Мулом титула Первого Гражданина. Как видите, день был один и тот же, независимо от того, с какого года начиналась эра.

Кроме того, в миллионах миров Галактики существовала местное летосчисление, основанное на датах жизни собственных небесных покровителей.

Но что бы вы ни выбрали — 185:11692, 419, 348 или 46, да что угодно, — это был один и тот же день, тот самый, который историки впоследствии пометят как день начала стеттинианской войны.

А для доктора Дарелла эти цифры не значили ровным счетом ничего. Для него это был всего-навсего тридцать второй день, как Аркадия покинула Терминус.

Как Дареллу удавалось сохранять спокойствие и присутствие духа в те дни, для всех оставалось загадкой.

Но Эльветту Семику казалось, что он догадывается как и почему. Он был старый человек и любил при случае повторять, что как раз в тех самых местах мозга, где его суждения тверды и непоколебимы, мозговое вещество сцементировалось. Он нисколько не возражал против того, что его как ученого списали со счетов — он это даже приветствовал, — и сам был готов посмеяться над собой. Но глаза его пока не ослепли до такой степени, чтобы уж совсем ничего не видеть вокруг, и ум, конечно, далеко не настолько притупился, как он сам про себя рассказывал, — нет, он многое видел и многое понимал.

Растянув в усмешке сморщенные губы, он спросил:

— Что же вы ничего не предпринимаете, дружище?

Звук его голоса произвел на Дарелла чисто физическое воздействие. Он рассеянно спросил:

— На чем мы остановились?

Семик с сожалением разглядывал друга.

— На чем, на чем… Лучше бы насчет девочки что-нибудь придумали!

В ожидании ответа он закусил неровными желтоватыми зубами нижнюю губу.

В ответ послышалось:

— У меня к вам вопрос: можете вы добыть резонатор Саймса-Мольфа в указанном частотном диапазоне?

— Я уже сказал, что могу, но вы меня, вероятно, не слышали.

— Простите, Эльветт. Понимаете, дело в том, что то, чем мы с вами сейчас занимаемся, для Галактики более важно, чем то, в безопасности ли сейчас Аркадия. В общем, это дело мое и Аркадии, а я сейчас должен быть там, где большинство. Какого размера будет резонатор?

Семик пожал плечами:

— Ну, не знаю… Можно просто в каталог заглянуть.

— Хотя бы приблизительно. Сколько он будет весить — тонну, фунт? С квартал длиной?

— А-а-а… Я думал, вам нужно точно… Да нет, маленькая такая штуковинка.

Он показал первую фалангу большого пальца:

— Вот такая примерно.

— Отлично! А что-нибудь в таком роде сумеете изобразить?

Он быстро сделал набросок на листе из блокнота и передал старому физику. Тот скептически поглядел на набросок и хмыкнул:

— Знаете, вы много от меня хотите! Вот станете таким старым, как я, и мозги у вас так же затвердеют, поймете меня — не дай бог! Что вы хотите-то?

Дарелл растерялся. Он изо всех сил постарался мысленно передать собеседнику информацию, но был вынужден, поскольку это у него не вышло, облечь свою идею в слова.

Семик покачал головой.

— Тут понадобятся гиперволновые реле. Это — единственные устройства, которые могут обеспечить такие быстрые реакции. И понадобится их вам чертова уйма.

— Но в принципе можно?

— В принципе — конечно.

— Можете раздобыть все составные части? Я имею в виду — не поднимая шума? Так, чтобы это выглядело частью повседневной работы.

Семик закусил верхнюю губу.

— Раздобыть пятьдесят штук гиперреле? Да я столько за всю свою жизнь не использовал!

— Но вы забываете, что сейчас мы заняты разработкой оборонного проекта. Можете вы измыслить что-нибудь такое неприметное, безвредное, где бы понадобилось такое количество реле? Деньги у нас есть.

— Гм-м-м… Ну, может, что и придумаю.

— И какого же размера эта штуковина получится окончательно?

— Ну, если раздобудем микроскопические реле… потом провода… трубки… черт возьми, но там выйдет несколько сот электрических цепей!

— Знаю. И все-таки какого это будет размера?

Семик показал руками.

— Нет, это не пойдет. Великовато, — покачал головой Дарелл, — Размер должен быть такой, чтобы можно было к ремню пристегнуть.

Он старательно скатал листок с наброском в тугой шарик и бросил его в пепельницу-дезинтегратор, и тот исчез, испарился, распавшись до молекулярного уровня. Маленькая вспышка — и ничего не осталось.

Тут замигал сигнал, и Дарелл спросил:

— Кто это к вам, посмотрите!

Семик склонился над письменным столом, чтобы получше разглядеть изображение на маленьком молочно-белом экране, вмонтированном в стол чуть выше лампочки дверного сигнала.