«Это непередаваемо!», — подумал он. Космос, который перестраивали эти умы, был ими самими, они проникли в каждую частицу и поле, в каждую колеблющуюся мембрану и солитонный поток. И вскоре, если теория верна и неоспорима, их усилия принесут плоды. Эта коллапсирующая локальная вселенная достигнет точки невозврата — и провалится в последнюю ловушку поверхностной сингулярности за пределами собственного сжимающегося горизонта, а вся невообразимая мощь перейдет… боготварям. Ангелам.
И тогда они навеки смогут раствориться в полях собственных сознаний, воспоминаний, воображения, забыв об ограничениях и законах, фертильные, полные силы, чтобы уже никогда не повторить своих исследований, разве что слабую тень, на досуге. Они перестроят целые миры для собственного увеселения и из добродетели, в бесконечном полуденном сиянии своего последнего вечного мгновения. Их космос погибнет — но станет бессмертным. Деций вздрогнул. Этот парадокс всегда заставлял его трепетать.
Глубокий сигнал гонга заполнил станцию Иггдра-силь.
— Вот и насыщенность Ксона, — пробормотал Деций. — Ни нейтрино, ни кваркового супчика.
Все экраны заливал одинаковый серебристый свет. Они с Гаем словно погрузились в шар живой ртути под яркими лабораторными лампами. Сияющий пузырь представлял собой вселенную данной параллели Тегмарка, сжавшуюся чуть ли не до радиуса земной орбиты. Та Земля, и ее Луна, и прочие соседи, даже Солнце давно исчезли, поглотились несколько миллиардов лет назад, если верить измерениям, а их осколки развеялись золой во время космической катастрофы местного пространства-времени. Это не имело ни малейшего значения. Каждый атом, каждая структура вошли в вихревые потоки силовых полей пылающего Ксона, обеспечивающих растущее давление. Все атомы исчезли, наряду со всеми протонами и электронами, нейтрино и мезонами, всеми заряженными частицами, столь долго танцевавших свои танцы в гобелене материи, плывущей в темноте по искривленному пространственно-временному континууму.
Воспоминания о них исчезли. Четыре великих силы поглотили друг друга, точно карикатурные рыбки — каждая следующая больше и прожорливей предыдущей. Частицы столкнулись, кварки освободились от своих двойных и тройных асимптотических поводков, электромагнетизм и слабые ядерные силы радиоактивной дезинтеграции переплетались в нарастающей волне жара, пока не сплавились в одну из основных математических групп ОУ(2), спонтанно соединенную с У(1) — и несколько секунд спустя эти электрослабые силы соединились с сильными ядерными силами. Кварки и обменные бозоны метались в древних, глубоких операциях математической эквивалентности, скрытых от глаз с начала времен Особой Унитарной Группой симметрии (5). Черные дыры, захваченные поверхности в листах пространства постоянной кривизны, сливались с большими захваченными поверхностями, образующимися повсюду. Вселенная вскипела в мгновение ока, оказавшись на краю пропасти Планка, став огромным унитарным полем в пределах гравитации, X-частицей гигантских размеров. Одним бесконечным Ксоном.
Секунду спустя — хотя в местном замедленном времени эта секунда несколько растянется — материальное поле Ксона упростится в последнем кошмарном переходе. Все — абсолютно все — вернется к вакуумному состоянию плодородного ничто, единственной точке на компактной поверхности Коши.
И тогда станция Иггдрасиль превратится в пункт наблюдения за рождением Ангелов в бесконечность. И, возможно, рождением Состязания миров.
— Не пора ли звать твоих братцев и сестриц?
— Еще нет.
Немного помолчав, Гай откашлялся.
— Ты думаешь, — он прервался, смущенно посмотрел в сторону, шумно сглотнул. — Деций, ты думаешь, Они отпустят нас домой, на Состязание?
Хозяин смерил его ледяным взглядом:
— Лучше спроси, сможем ли мы отказаться от их общества.
— Понял. Они — как пение сирен.
— О, черт! — Деций выдавил из себя улыбку. — Иди сюда. Если нас потащат на небеса, мы с тем же успехом можем отправиться туда, обнявшись.
Они обнялись, и Деций ощутил незваную соленую влагу на щеках. Смахнул слезы. На столе лежал ворох страниц, исписанных рунами, которые загрузили в его сознание голоса из-за щита. Неожиданно он понял, что рисунки напоминают загадочные иероглифы, найденные им как-то раз на дне пересохшего вонючего бассейна. Кроме того, они напоминали стрижающие узоры его собственной плоти, и плоти его родственников, и всех остальных Игроков, не поддававшиеся ясной интерпретации, сколько бы Аврил ни раскидывала свою астрологическую аркану, а Джулс ни запускал программы одолженного им М-мозга в Звездной куколке. Будто раздражающая притча крестового похода за знанием. Более того, притча никак не поддавалась герменевтической разгадке.
Гай трясся от страха.
— Ничего, старина. Вижу, одними объятиями делу не поможешь, — Деций повлек его к спальному отсеку. — Давай встретим богов в постели, дорогой. Уверен, они не будут возражать.
Дедушкины часы показывали 10-43 секунд.
Четырнадцать
Август
Вода и водяные лилии повсюду — но это был не тот грот, в котором я порезал руку, а Аврил исцелила ее каким-то скользким чудом. Чуть дальше возносились к небесам фаллические башни, напоминавшие о норманнских замках, а у их подножия виднелись голые стены убежищ вроде маяков без фонарей. Повсюду сновали юные девы — полагаю, к ним следовало обращаться «эй, девушка!» — похожие на телефонисток из пещеры: длинноногие, с маленькой грудью, только-только вышедшие из подросткового возраста, облаченные в паутинчатые тонкие одежды — привлекательные, как божьи коровки, и такие же равнодушные. Наша барка дрейфовала в середине самого большого канала из всех, что я когда-либо видел, скорее даже — целого озера с дюжиной островов, соединенных качающимися подвесными мостиками. Сквозь туманные облака пробивались мягкие, теплые солнечные лучи, и мне показалось, что я слышу звуки лютни. Или цимбал.
Аврил собрала свои длинные волосы в высокую прическу и по уши погрузилась в пергамент, испещренный чернильными окружностями, касательными и секущими в сопровождении старомодных геоцентрических символов планет, какие часто встречаются в шарлатанских гороскопах. Хриплый сердитый голосок за моей спиной произнес:
— Суеверна, как кошка, и вовсе не в лучшем смысле этого слова!
Старый мерзавец с деланной неохотой потянулся на руках у Мэйбиллин. Я автоматически протянул руку, чтобы почесать Когтяру за ухом, но при виде когтей и зубов одумался.
— Добрый день, Август, — сдержанно поздоровалась его хозяйка (или, наоборот, питомица?). — Теперь, когда ты наконец здесь, уверен, что больше не убежишь от нас сломя голову?
— Привет, сестричка. У меня есть парочка неотложных вопросов по поводу твоего друга, Джеймса К. Фе-ни…
— Тишина, пожалуйста, — хором сказали все девушки-служанки, их голоса разнеслись над нашей баркой и достигли островов. Я закрыл рот; у меня по спине побежали мурашки. Отличное шоу. Аврил поднялась из-за стола, держа в руках манускрипт.
