В таком случае Маблхэд был далекой галактикой, занимавшей весь восток. Поездка на экскурсию в Маблхэд стала одной из самых обидных трат времени, на которые когда-либо вынуждали Лекса Фалька. Но сейчас он был готов убить, если взамен его немедленно не отвезут туда.
Он внимательно изучил на лайтбоксе еще несколько местных крупномасштабных карт, запоминая, где находятся станция, Айбёрн Слоуп, агрокомплекс, склад горючего, перевал и пересечение шоссе. На востоке, в предгорье, был отмечен карьер для добычи руды открытым способом, и еще один, поменьше, к северу от него. Также там он увидел значки стоящих отдельно от основных поселений ферм и жилых домов, огороженных частных владений на выкупленной земле — все они входили в более обширное сообщество.
Фальк надел антиблики. Для большей верности эти карты стоило записать. И опять он запутался в опциях антибликов военного образца. Блум не удосужился показать ему, как с ними работать. Фальк действовал на свой страх и риск: тыкался вслепую, опираясь только на свое знание гражданских антибликов. Как простенький фотоснимок может вызвать столько затруднений?
Эти антиблики были еще и чужими. Прежде он не думал об этом. Он нашел их на полу вертолета, где их оставили или, что более вероятно, обронили. И обронил их кто-то из членов команды «Кило» или экипажа. Он вспомнил, что, когда в первый раз воспользовался этими антибликами, ему пришлось очистить их ото всех сохраненных снимков и файлов предыдущего пользователя.
И вот все они снова были на месте. Вся ерунда, которую он тогда позакрывал. Когда он наконец нашел опцию «фотоснимок», открылось уже сохраненное изображение. Множество откровенных снимков вуаповских друзей на вечеринках: они паясничали, смеялись, провозглашали тосты, брали оружие «на караул», выглядели как сама скромность, но были готовы вот-вот прыснуть со смеху. Он нашел заголовок папки. Имя пользователя: Смиттс Лемар. Лемар Смиттс входил в команду «Кило-3», а «Кило-3» определенно находилась на борту, когда Цицеро посадил машину на территории метеостанции, потому что Мартинз тоже был членом команды «Кило-3».
Фальк снова просмотрел снимки. Вот Мартинз с квазипивом в руке. Вот Вальдес и Горан. Кодел выглядел с гранатометом круто. Вот Джей и Клоделл. Вот Бигмаус, а это Прибен смеется, залитый солнечным светом, и Фальку еще не понятно, что стало причиной этого смеха. А вот Стаблер и Блум.
Его собственное лицо — и в то же время чужое. Нестор Блум и Карин Стаблер в каком-то баре, счастливые, позируют перед фотоаппаратом. Рука Блума обнимает плечи Стаблер — они живы. При виде Стаблер ему стало так больно, что даже легкая судорога свела живот.
Фальк проглотил подступивший к горлу ком, чувствуя, как где-то в глубине шевельнулась боль Блума. Он поспешно перескочил на следующий снимок, потом еще на один, и еще.
Вместе со снимками там был и видеофайл. Всего сорок секунд. Фальк выбрал «воспроизвести».
Кабина вертолета изнутри, изображение залито дневным светом, потому что программа трассировки лучей работала в полную силу, ракурс — с полу, взгляд снизу вверх, в сторону боковых окон и открытой боковой двери. Все засвечено, лишь мазки белого света, как на картинах абстрактного экспрессиониста Марка Ротко. Уровень колебаний при съемке нулевой. Пользователь не двигался, и вертолет тоже. Машина стояла на земле. Две фигуры, пригнувшись, проникли в кабину через боковую дверь, переговариваясь друг с другом. По ним можно было хорошо представить положение владельца этих антибликов. Чтобы сделать такую запись, Смиттс должен был лежать на полу, причем на спине, и голова, повернута набок.
Видео было совсем коротенькое. Сорок секунд почти засвеченной записи, где ничего не происходило, плохая фокусировка, а в качестве саундтрека — какой-то непонятный шум. Крадущиеся фигуры, всего лишь призрачные силуэты, разговаривали между собой около двадцати секунд, затем выпрямились, повернулись к камере, подошли к объективу. Быстрое непонятное движение, и воспроизведение прекратилось.
Фальк хотел стереть ролик, но что-то заставило его изменить решение. Он снова включил воспроизведение. На этот раз, когда фигуры выпрямились и повернулись к камере, он нажал на паузу. На секунду-другую они перекрыли ослепляющий дневной свет, льющийся в открытую дверь, устроив небольшое затмение, и превратились в нечто большее, чем силуэты. Одна фигура была крупнее, чем другая. Изображение осталось смазанным, но разрешение стало лучше. Мужчина и женщина — никто из них не одет в форму ВУАП.
Мужчину Фальк не знал. Но женщина оказалась той самой девушкой, что стреляла в него.
Нервный спазм с такой силой сдавил живот, что Фальк громко застонал, скрючившись. Это был страх, извивающаяся змея, но и физическая боль тоже. Охваченный невыразимым беспокойством, от которого казалось, будто его вот-вот вырвет, он отшатнулся от лайтбокса, сжав кулаки, широко раскрыв рот и при этом не произнося ни звука. Он задел одну из папок с картами, и та упала на пол. У него не осталось сил издать хоть какой-то звук.
Ему удалось, согнувшись пополам, подняться на ноги. В углу офиса стояла небольшая кушетка, покрытая потертым покрывалом. Еле двигаясь, он добрался до нее, свалился, затем перекатился на спину. Спазм снова усилился, затем отпустил, колени расслабились, и ему удалось вытянуть ноги.
На самом деле боль находилась не в желудке. И он понимал это. Он лежал на кушетке, растянувшись на спине, почти парализованный, вполне отдавая себе отчет, что боль, настоящая боль, локализуется у него в голове. Его сведенное судорогой тело — всего лишь еще одно свидетельство, что его мозг умирает. Головной мозг Блума и его приглушенное сознание умирали вместе. Может, от кровопотери, может, от развивающейся инфекции, а может, и от целого дерьмового букета причин — начиная с огнестрельного ранения и заканчивая его, Фалька, внедрением.
Голоса невидимых существ шептались в полумраке вокруг него, что-то бормотали и, возможно, ссорились.
Дверь офиса открылась, на пол упала косая полоска света. Гекльберри заглянул в комнату. Наверное, он услышал, как упала папка. Фальк не шевелился. Он не мог ни говорить, ни поднять головы. Гекльберри обвел комнату взглядом и, скорее всего, увидел Блума. Довольный, что Нестор наконец прилег отдохнуть, старший сержант вышел в коридор и тихо прикрыл за собой дверь.
Боль и мышечная слабость не проходили около часа, в течение которого Фальк, похоже, проваливался в краткий сон. Он сел, когда наконец понял, что может сесть. Хотелось пить, вкусно пахло кофе или горячим шоколадом, который готовили поблизости.
Он снова прокрутил видео, замедлил воспроизведение, просмотрел еще раз, поменял масштаб изображения, увеличил его, снова просмотрел. Он все больше склонялся к тому, что во время записи Смиттс был мертв или умирал. Он лежал, неуклюже растянувшись на полу вертолета, у самой двери. Возможно, его застрелили. Антиблики включились на запись видео случайно, или Смиттс, притворившись мертвым, пытался сделать запись тайком.
Даже при увеличении смотреть или слушать было почти нечего. Мужчина и женщина, пригибаясь, пробрались внутрь. Они переговаривались. Было трудно разобрать их фразы из-за непонятного шумового фона. Несколько слов, не на английском. Девушка определенно была та самая, что стреляла в Блума. Фальк вновь и вновь прокручивал то место, где она выпрямляется и поворачивается лицом к нему против света. Он видел рану у нее на черепе, засохшую кровь. Если бы ему сказали, что она из Центрального Блока, он не удивился бы. Что-то было в ее чертах, движениях, в том, как она себя вела: миниатюрная, но сильная, убедительная, неустрашимая. Мужчина был крупным, темноволосым, его лицо ни разу не показалось отчетливо. Его телосложение, подтянутость и внутренняя сила выдавали в нем военного.
