— Мистер Мади…
— Боб, — поправил он меня.
— Боб, вы знаете, кто ее убил?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Не кажется ли вам, что если бы ее убил я, они бы уж точно закатали меня в тюрьму? Беднякам в отличие от некоторых других никогда не спустят убийства.
— А кому спустят?
Он пожал плечами:
— Ну, это и так понятно…
— Но вы ведь знаете, кто ее убил?
Он сцепил руки и наклонился вперед.
— А если и знаю, почему я должен с вами об этом говорить? Дорогая моя, что вас заставило сюда приехать? И почему вас вообще так заинтересовала эта старая, всеми забытая история? Думаю, что такая красивая женщина могла бы найти себе другое занятие.
Я несколько растерялась. Красивой женщиной меня назвали впервые. Конечно, это всего лишь хорошие манеры, уловка из арсенала соблазнителя богатых дамочек, но мне почему-то показалось, что он и вправду так думает, и я покраснела от удовольствия.
— Ну, тогда просто расскажите мне о ней. Как вы встретились? Какая она была?
— Извините, — сделанной важностью сказал он, — но я никогда не даю интервью натощак!
Потом широко улыбнулся:
— Позвольте пригласить вас на ужин.
— Почему бы и нет? — польщенно ответила я. — Что мы закажем?
— Господи, ну не здесь же! — воскликнул Мади. — У них тут отвратительная кормежка. Поедемте в Снежную Королеву. Это недалеко, и там есть очень хороший итальянский ресторан, который держат мои друзья. Он открыт допоздна. Мы закажем спагетти и еще вина, и я расскажу вам о своей жизни, а потом вы — о своей. Поехали, я умираю от голода.
Он поднялся и, протянув руку, помог мне встать из-за стола. Мы прошли через холл и очутились под ночным ноябрьским небом. Его джип стоял на небольшой площадке за отелем. Мади открыл дверь, и я забралась внутрь. Он был очень вежлив и корректен, что не мешало мне ждать, когда же проявятся темные стороны его натуры.
Пока мы ехали, Роберто развлекал меня светской беседой.
— Вы когда-нибудь были в Снежной Королеве? — спросил он.
— Нет, это в первый раз. Я вообще никогда не была на Западе.
— Меня всегда изумляло, почему американцы не путешествуют по своей собственной стране. У них самые красивые места в мире, а они почему-то вечно рвутся в Европу.
— Вы правы. Я уже пять раз ездила за границу, а вот здесь никогда не была — почему-то всегда побаивалась Запада. Но теперь вижу, что напрасно.
Какое-то время мы ехали молча. С обеих сторон нас обступала темнота. Очевидно, мы двигались по проселочной дороге.
— Где вы родились? — спросила я.
— В Италии.
— А где именно?
— В Милане. Вы там были?
— Нет, в Милане я не была, но Италию просто обожаю, особенно Венецию. Не понимаю, почему вы живете здесь, если родились в Италии. Я бы осталась там из-за одной вашей кухни, не говоря уже об искусстве.
— Европа слишком стара и находится в упадке, — вздохнул он.
— Современная Америка ничуть не лучше.
— Да, но американский декаданс свеж и наивен как дитя, а европейцы одряхлели и полны цинизма. Мы слишком много всего видели. Наш декаданс выдохся. Мы полностью поддались ему, а американцы еще способны сопротивляться. Вы по-прежнему стремитесь к чистоте, а европейцы воспринимают разложение как непреложный факт бытия. В Европе так скучно, там ничего не происходит.
— Так вы приехали в Америку за острыми ощущениями? — насмешливо спросила я.
— Нет.
— Тогда зачем?
— Я женился на Сэнди.
— А где вы с ней встретились?
— В Сент-Морице.
— А что вы там делали?
Он повернулся и посмотрел на меня.
— Сколько еще вы будете разыгрывать неведение?
— Что вы хотите сказать?
— История нашей встречи широко известна. Ничтожный лыжный инструктор встречает наследницу огромного состояния. Разве вы не знали этого?
— Только в общих чертах. Без подробностей.
— Вы действительно храбрая женщина, если прикатили сюда, ничего обо мне не зная.
— Может быть, — пожала я плечами.
— Храбрая и глупая.
Я вдруг на самом деле почувствовала себя глупой и беззащитной. Забралась черт знает куда и еду по темной дороге с человеком, которого же сама подозревала в убийстве.
— Мне это нравится, — продолжал он. — Типично американская черта — прыгать в воду, не посмотрев, есть ли там камни.
— Некоторые прыгают, даже если видят эти камни.
Он улыбнулся, и у меня отлегло от сердца.
— Кто этот мистер Питт, который должен был приехать с вами?
— Мой друг. Он занимается продажей антиквариата.
— А он-то почему заинтересовался этим делом?
— В основном из-за меня. Но и потому, что в какой-то степени к нему причастен. Он знает миссис Гриффин.
— Так это вы уговорили его поехать?
— Как раз наоборот — он уговорил меня. Сказал, что небольшое приключение пойдет мне на пользу. Это он убедил меня поработать на миссис Гриффин.
— Какая трогательная забота, — произнес Мади с некоторой долей сарказма.
— Да, это так. Я вела слишком замкнутый образ жизни. Работа у миссис Гриффин дала мне возможность проявить себя. Но хватит обо мне. Я хочу знать, как вы встретились с Кассандрой.
Мади не отвечал, пока мы не выехали на главное шоссе.
— Я вырос в нищете, — начал он, словно говоря сам с собой, — и думал, что хуже ее нет ничего на свете. А потом я встретил Сэнди, такую красивую, такую добрую, такую богатую… И на редкость несчастную.
— В каком смысле? — спросила я, тронутая искренностью его чувств.
— Во всех, — покачал головой он. — Она была как раненая птица. Каждую ночь ей снились кошмары. Она с криком просыпалась, и я держал ее в объятиях, пока она не засыпала снова. Мы оба хорошо понимали чужую боль.
— Вы считаете, что не бывает любви без страдания? — спросила я.
— Это касается только большой любви, но ведь она не вся такая. Есть и другая, более удобная, которая основывается совсем на других чувствах. К сожалению, это не для меня.
Я искоса взглянула на него. В профиль его лицо выглядело не таким мужественным.
— Мы с Сэнди приезжали сюда на медовый месяц. Это она познакомила меня с Западом. Она терпеть не могла Восточное побережье. Ненавидела суету и тесноту.
— Она, должно быть, не любила «Хейвен», — предположила я, вспомнив давящую роскошь этого дома.
