– Слухи-то такие про многих ходили. Все ж институт-то нашпостоянно в гэбэшной разработке был. С иностранцами работали. Но вот про неемогу сказать с достаточной определенностью. Витька мне как-то по пьянипроговорился. Он – точно знал. Ведь его папаша был у нас проректором поадминистративно-хозяйственной части. Так что все контакты между Конторой иинститутом через него проходили.
– Значит, с гэбухой твоя красавица определенно сотрудничала?
– Ну да, – уже с явной неохотой согласился Олег.
Он понял, что сдуру, зря проговорился.
– Только это давно было, еще в Союзе. Потом-то онасоскочила, за немца замуж вышла и отвалила. А здесь она про товар точно ничегоне знала. Она больше по постели спец.
– Значит, – не слушая его, продолжил Кирпич, – гэбуха… Этомне совсем не нравится. Хотя, судя по всему, дальше койки твою Ингу и в самомделе не пускали. Хотя… Береженого, говорят, бог бережет?… Ну молодец, Олег,может идти.
– Петр Семенович!
– Я сказал – иди.
Олег был вынужден повиноваться, проклиная свой собственныйдлинный язык.
Кирпич, и это всем было известно, физически ненавидел тривещи. Ментов, по определению КГБ, за подлые приемчики. Но более всего – вмаксимальной степени – тех, кто за деньги или просто так сотрудничал с этимиорганами, одним словом, сексотов. Этих последних он как бы автоматическивычеркивал из жизни. Как говорится, единожды предав… Кирпич знал наверняка:если Комитет поймал человечка на крючок – уже никогда не отпустит.
Кирпич мерил шагами комнату, все поглядывая в окно. Грозазрела, но не начиналась. Да-а… С Сашей этим Белым, все, похоже, подтвердилось.Вот оно, вот – последнее звено одной цепочки. Все одних рук дело. Но по-своемугениально разыграно. Кто бы мог подумать, что мальчишка сумеет такой раскладсделать?! Куделю, можно сказать, ни за понюх табака прикупил. «А потом и я, –корил он себя, – старый дурак, сам подключился. Дорогу ему, понимаешь, очистил!»
Все эти мысли крутились в голове Кирпича, то параллельно, тоопережая друг друга. За окном тем временем потемнело окончательно. Хлынулливень и разразилась нешуточная гроза – похоже, с Альп ее южными ветраминанесло.
Но, несмотря ни на что, этот парень, Белый, ему нравился. Иработать с ним было надежно. Однако… Пусть во всем Дед разбирается. Он всегдаумеет отвечать на вопрос: что делать?
Кирпич снова вызвал Олега:
– Закажи-ка мне билет в Майами. На сегодня.
Инга вышла из дома в начале девятого утра. Огурец умелосправил свои нужды еще на коротком пути до Вондел-парка. Это была почти удача:не придется сгребать его «собачьи радости» в пакетик, как это требуют этидолбанные голландцы. Тут, в кустиках, никто и не заметит.
Узенькая Каттенлан ей нравилась еще и тем, что она почтивливалась в территорию парка, была зеленой и отличалась полным отсутствиеммашин. Поэтому Огурца можно было спускать с поводка от самого дома.
Инга задумчиво брела по центру проезжей части и время отвремени улыбалась своим мыслям. Олежка обещал привезти деньги в следующиевыходные. Целых двести тысяч! Господи, что можно на этакие деньжищи, да ещеупавшие с неба, сделать!
Но потратить деньги, хотя бы и в воображении, Инга неуспела. Тяжелый фургон на огромной скорости вывернул со стороны парка… Она неуспела среагировать на опасность. Короткий удар, вскрик – и все было кончено.
Уже через мгновение красавица Инга лежала на мостовой сразбитой головой, вокруг тела медленно росла лужица крови. А ничего непонимающий такс Огурец бегал вокруг хозяйки, смешно перебирая короткими лапкамии жалобно поскуливая.
Глава 42
Кабан назначил Саше встречу на Солнцевском кладбище. Нельзясказать, что Саша уж очень удивился, но место явно было выбрано с каким-тоособым смыслом.
– Извини, брат, – сразу сказал Кабан, как только они вышлииз своих машин и встретились перед новенькими кладбищенскими воротами, – этобыла не моя идея. Так Дед распорядился. Он сказал: встретишься на кладбище. Тами передашь Белому мое приглашение.
– Забавно, – пожал плечами Саша.
– Ничего забавного, Белый. Когда тебя вызывает Дед, никогданельзя загадывать, вернешься ли ты обратно. Если бы я не знал тебя хорошенько,то посоветовал бы тебе свалить куда подальше и затаиться до конца жизни. Но яже знаю, что ты поедешь. Так что могу тебе только пожелать удачи.
– Спасибо, Кабан, на добром слове. Конечно, я поеду. Давнохотел с Дедом познакомиться.
– Не зарывайся. Но завещание на всякий случай-то напиши.
– Давно написал, – парировал Саша.
– Посмотри, Белый, вокруг, как мы наш погост оформили, прямокартинка. Вот видишь, и храм достраиваем. – Кабан по-хозяйски обвел рукойкладбище, которое они «спонсировали» по полной программе.
– Дело, – Саша уважительно осмотрелся.
Длиннющая ограда из красного кирпича представляла собойуменьшенную копию Кремлевских стен. По верху ее шли такие же зубцы в формеласточкиных хвостов. Вот только стенных ниш для урн с прахом здесь былопобольше, чем на Красной площади. С запасом. Ниши шли в три ряда, нозаполненных было лишь несколько десятков. Дальше в стенах зияли провалы, воттак – буквально, грубо, зримо напоминая о бренности бытия.
– Лады, Кабан, – Саша протянул для прощания руку. – Спасиботебе за все. Если что было не так, то прости.
– Бывай, Белый! Надеюсь, увидимся в Майами. Я завтра лечу, –Кабан потряс в воздухе кулаком, искренне желая Саше проскочить и отбыл всопровождении своих бойцов. Сашина охрана кучковалась неподалеку от входа. Сашажестом показал пацанам, чтобы оставались на месте, и пошел по главной аллее вглубину кладбища.
Он был абсолютно спокоен. Глядя на череду могильныхобелисков из черного гранита, он не сразу понял, что на глаза ему один за однимпопадаются портреты совсем еще молодых парней. Саша стал вглядываться в нихпристальнее и отмечать даты рождения и смерти. Рождение в основном приходилосьна 1969, 70, 71 годы. Это все были его ровесники. Даты смерти были полугодовойдавности. Все ясно. Ровно полгода назад у солнцевской братвы были большиеразборки с чеченцами. Солнцевские победили, но понесли тогда серьезные потери.Вот они, эти «потери», лежат на одной аллее…
