любви вообще не должно быть никакого принуждения: ну тогда посмотрим, когда дело дойдет до сути, как обстоят дела со свободной любовью – как в любви вспоминают умерших! ибо умерший явно не принуждает. Да, в момент разлуки, когда человек не может обойтись без умершего, он плачет. Разве это и есть та самая свободная любовь, о которой так много говорят? Разве это и есть любовь к умершим? И затем мало-помалу, постепенно, по мере того, как рассыпаются умершие, так и память о них рассыпается между пальцами; и неизвестно, куда она уходит; мало-помалу освобождаются от этого трудного воспоминания. Но стать свободным таким образом, это ли свободная любовь, это ли любовь к умершим? Пословица гласит: “С глаз долой – из сердца вон". И всегда можно быть уверенным, что пословица верна в мирских делах. Другое дело, что с христианской точки зрения всякая пословица неверна.
Если бы все то, что говорится о свободной любви, было истиной, если бы это произошло, если бы это осуществилось, если бы люди умели так любить, то они и умерших любили бы не так, как они это делают. Но дело в том, что по отношению к другой человеческой любви так часто бывает некое принуждение, если не иное, то повседневное видение и привычка, и поэтому нельзя определенно увидеть, насколько это любовь, которая свободно удерживает свой объект сильно, или насколько это объект, который так или иначе требует помощи. Но в отношении мертвых все очевидно. Здесь нет ничего, совсем никакого принуждения. Наоборот, любящая память об умершем должна остерегаться действительности кого-либо, чтобы она не приобрела полной силы стирать память все новыми и новыми впечатлениями; и она должна остерегаться времени: короче говоря, она должна охранять свою свободу в воспоминании от того, что заставляет человека забыть. И сила времени велика. Во времени этого почти не замечаешь, потому что время лукаво перетекает от одного к другому; это осознаешь только в вечности, когда придется оглянуться назад и понять, в чем же вы запутались с помощью времени и своих сорока лет. Да, время – опасная сила; во времени так легко начать все сначала и затем забыть, где вы остановились. Поэтому, когда человек даже просто начинает читать очень большую книгу и не очень доверяет своей памяти, он ставит в ней отметку: о, но как часто человек забывает в своей жизни ставить отметки, чтобы он действительно знал, где он остановился! А теперь, спустя годы, он обязан вспоминать умершего – увы, тогда как он совсем ничего не делает, чтобы помочь ему; скорее, если он делает что-либо или просто ничего не делает, он делает все, чтобы показать, насколько он совершенно равнодушен к этому! Тем временем разнообразные притязания жизни манят к себе; живущие манят к себе и говорят: “Приди к нам, мы будем любить тебя”. Умерший, наоборот, не может манить; даже если бы он захотел, он не может манить, он совсем ничего не может сделать для привлечения нашего внимания, он не может и пальцем пошевелить; он лежит и рассыпается – как легко силам жизни и мгновения одолеть такое бессилие! О, нет никого беспомощнее умершего, тогда как в его беспомощности нет ни малейшего принуждения! И поэтому нет другой столь свободной любви, как дело любви о воспоминании умершего человека – ибо воспоминание о нем – это нечто иное, чем в первое время не суметь его забыть.
Дело любви по воспоминанию умерших – это дело самой верной любви.
Чтобы действительно проверить, является ли любовь человека верной, нужно удалить все, чем объект мог хоть как-то помочь ему быть верным. Но все это просто неприменимо к умершему, где нет реального объекта. Если тогда любовь сохраняется, это самая верная любовь.
Так много говорится о недостатке верности в любви между людьми. Так один обвиняет другого и говорит: «Это не я изменился, это он изменился». Хорошо! И что тогда? Вы тогда остались неизменными прежнимККК? «Нет, меня это естественно, обидело, поэтому я и изменился». Здесь мы не будем останавливаться на объяснении, насколько бессмысленна эта предполагаемая обида, из которой как само собой разумеющееся следует, что я изменился из-за того, что изменился другой. Нет, здесь мы говорим об отношении к умершим, не может быть и речи о том, что умерший человек изменился. Если в этих отношениях что-то изменилось, значит, изменился я. Поэтому, если вы хотите проверить, верна ли ваша любовь, обратите внимание на то, как вы относитесь к умершим.
Но дело в том, что это воистину трудная задача – сохранять себя неизменным во времени; дело и в том, что люди больше любят обманывать себя всевозможными иллюзиями, чем любить и живых, и мертвых. О, сколько их живут в твердом убеждении, таком твердом, что готовы умереть за то, что если бы другие не изменились, они бы тоже остались неизменными. Но если это правда, тогда остается ли кто-нибудь из живущих совершенно неизменным по отношению к умершим? О, пожалуй, нет такого отношения, в котором изменения были бы столь заметны, столь велики, как между живым и мертвым – хотя все же остается истинным, что умерший человек – не изменяется.
Когда два человека соединяются в любви, тогда один держится за другого, и их союз держится за них обоих. Но с умершим невозможно никакой союз. В первый момент после смерти он, наверное, мог сказать, что держится за кого-то вследствие союза, и поэтому чаще всего о нем вспоминают именно в это время. С течением времени, напротив, он перестает держаться за живого, и если живой не держится за него, то отношения прекращаются. Но что такое верность? Верность ли это, что другой держится за меня?
Когда затем смерть разделяет их, оставшийся в живых – верный в первый момент, клянется, что “он никогда не забудет умершего”. О, как это безрассудно! Ибо, поистине, умерший – это хитрый в разговоре человек, но только его хитрость не такая, как у того, о ком мы говорим: «Его не всегда можно найти там, где его оставили»; ибо хитрость умершего состоит как раз в том, что мы не можем увести его с того места, где мы его оставили. Часто возникает искушение подумать, что люди считают, что умершему можно сказать почти все что угодно, потому что он мертв, ничего не слышит и ничего не отвечает. И все же, все же, будьте особенно осторожны в том, что вы говорите умершему. Возможно, вы можете совершенно спокойно сказать живому человеку: “Я