которую задержали и подвергли пыткам, дабы они показали, где спрятаны сокровища. Позже кое-кого [из «их] убили, часть угнали в плен, а сами стали рыться в пепелищах домов и взяли все, что нашли из спрятанного. Долго они занимались этим, затем ушли прочь.
Тогда стали стекаться в этот [город] люди со всех гаваров и рылись, ища добро и сосуды, и находили там множество вещей из золота и серебра, меди и железа, а также различную одежду, спрятанную в тайниках и землянках. И таким безлюдным и разрушенным оставался город в течение четырех лет, потом был дан приказ о его восстановлении. И начали понемногу собираться в нем [люди] и стали строиться, но городской стены не возвели.
ГЛАВА 22
О разорении Армении и Грузии теми же войсками
Спустя несколько лет после разорения города Гандзак бесноватое и коварное войско это как бы по жребию распределило между своими начальниками, соответственно /238/ значению каждого, захват, разрушение и разорение городов и гаваров, областей и твердынь всей Армении, Грузии и Агванка. И отправился каждый в доставшийся ему удел вместе с женами, детьми и всем обозом войска своего. Обосновались преспокойно, и стали верблюды и скот их осквернять и пожирать всякую зелень растущую.
К этому времени царство грузинское ослабело, ибо находилось оно в руках женщины по имени Русудан[712], дочери Тамар, сестры Лаша, внучки Георгия, — женщины развратной и сладострастной, как Шамирам[713]. Ей не нравились мужчины, которых ей предлагали, со многими была она в связи, но осталась вдовой. Делами царства управляла при помощи военачальников Иванэ, его сына Авага, Шахиншаха[714], сына Закарэ, Ваграма и других. И так как незадолго до этого умер Иванэ, его повезли и похоронили в Пхиндзаанке, где он основал в отнятом у армян [монастыре] грузинский монастырь; власть его перешла к сыну его. Но никто [из них] не мог противостоять невообразимому стремительному вихрю, поэтому все они бежали и попрятались в замках, где только могли.
/239/ И разбрелись [татары] по полям, горам и лощинам, подобно тучам саранчи или же подобно проливному ливню, омывающему землю. И отныне можно было видеть несчастье горькое и страну, достойную плача, ибо ни земля не скрывала хоронившихся в ней, ни скалы и леса не прятали ищущих там прибежища, ни твердые крепостные строения, ни лона ущелий — все гнало прочь прятавшихся. Бодрость покидала людей мужественных, опускались руки у искусных стрелков, люди прятали мечи, дабы неприятель, увидев их вооруженными, не погубил бы без пощады. Голоса врагов снедали их, стук их колчанов нагонял ужас на всех. Каждый видел приближение своего последнего часа, и сердца их останавливались. Дети в ужасе перед мечом бросались к родителям, а родители вместе с ними падали от страха еще до того, как враг приблизился к ним.
И можно было видеть, как меч беспощадный рубит мужчин и женщин, юношей и детей, стариков и старух, епископов и иереев, дьяконов и причетников. Грудных младенцев, разбитых о камни, и прекрасных девушек, оскверненных и плененных...
Ужасен был внешний вид их (татар), и безжалостны они по нраву своему: ни слезы матерей не вызывали жалости, ни седины нисколько не /240/ трогали их сердец — они с ликованием шли на убийство, как на свадьбу иди пиршество.
Страна вся была полна трупами умерших, и не было людей, чтоб похоронить их. Иссякли слезы на глазах любящих, в страхе перед нечестивцами никто не осмеливался оплакивать павших. Церковь облачилась в траур, исчезло сияние красоты ее, прекратилась в ней служба, алтари лишились литургии. Замолкло богослужение, и не слышны были больше звуки песнопений. Как будто мраком был объят весь свет, и полюбили люди ночь пуще дня. Страна осталась без обитателей своих, и бродили по ней сыны чужие...
Разграблены были имущество и богатство, но жадность их (татар) к вещам не была утолена. Они рыскали по всем домам и покоям, но там ничего не осталось; сновали повсюду, подобно диким козам, раздирали, как волки, [все, что попадалось им]. Ни кони их не утомлялись от скачки, ни сами они не уставали собирать добычу.
И на такую горькую долю обрекли они многие народы и племена, ибо господь в возмездие за злодеяния наши и прегрешения перед ним, которыми мы возбудили справед/241/ливый гнев его, излил на землю [всю] чашу гнева своего. Поэтому с такой легкостью они вторгались во все страны. И когда они разграбили все страны, собрали весь скот — как спрятанный [владельцами], так и бывший на свободе, имущество и добро, захватили множество пленных, живших [до того] на вольных землях, и после этого только стали сражаться против всех твердынь, против множества городов, пустив в ход многообразные приспособления, ибо были они очень хитры и находчивы. Они захватили и разрушили множество твердынь и крепостей. И так как происходило это в летнее время и стояла сильная жара, а воды в хранилищах не было запасено (так как напали они неожиданно), и люди и скот, томимые жаждой, волей или неволей попадали в руки врага на горе и на беду себе. А те, случалось, убивали их, а случалось, оставляли [пленных] на службе у себя как рабов. То же самое делали они и в многолюдных городах, когда овладевали ими после окружения и осады.
ГЛАВА 23
О взятии города Шамхор
Один из [татарских] вельмож, по имени Молар-ноин, которому достались в удел эти края, прежде чем двинуться с места, где обитали они в долине, называемой Муганской, послал небольшой отряд, /242/ человек около ста, которые пришли, осели у ворот города Шамхор и преградили путь входящим [в город] и выходящим из него.
А город находился тогда под властью Ваграма[715] и сына его Ахбуги, которые задолго до этого отняли его у персов. Жители города послали к Ваграму и его сыну [гонца] с просьбой о помощи и сказали: «Их мало». Но [Ваграм] не помог и даже сыну, который хотел пойти [на помощь], не позволил сделать это, помешал, уговорив прибывших сказать, что, мол, [врагов] очень много. И горожанам тоже приказал не воевать с [татарами]. А войско иноплеменников росло изо дня в день, пока не прибыл их глава, которого звали Моларом, и не дал боя городу. Ров, прорытый вокруг городских стен, он [велел] забросать деревьями и щепой, чтобы легко было взобраться на стену. [Жители города] изнутри подбросили огонь и ночью подожгли [все то, что было
