и краснеть разучилась, да вот сейчас, под тяжёлым пронзительным взором янтарных глаз, перечерченных бездонным разломом зрачка, утраченный навык вернулся опять. Охотник же не отворачивался, продолжая просвечивать Бригитту насквозь, до самого потаённого уголка души.
— Я… всё поняла, — промямлила Охотница, наконец догадавшись, чего именно от неё ждали. — Больше подобного не повторится.
— Очень на это надеюсь, — ровным тоном ответил ал Грей и отвернулся, словно разом вычеркнул из памяти и сам разговор, и пышногрудую красотку.
Бригитта чуть не взвыла с досады. Недоступный плод становился всё желаннее и слаще, мимолётный интерес перерастал в серьёзную страсть, а ала Виолетта вызывала уже не презрение, нет, жгучую убийственную ненависть. И зависть, ведь она обладала тем, чего нет и никогда не было у самой Охотницы: Виолетту любили, причём искренне и беззаветно, так, что даже любовные чары были бессильны.
Как известно, от любви до ненависти один шаг, пылкая Охотница и не заметила, как в её голове размышления об але Грее сменились с: «Хочу, он будет мой!» на полное испепеляющей злобы: «Пусть страдает, раз меня отверг!». Он предпочёл свою жену прелести Охотницы, сказал, что любит эту бледную немочь? Отлично, в таком случае её смерть принесёт неприступному Грею много страданий, а потом, кто знает, может быть, он и сам потянется к прелестной Бригитте. Охотница скрипнула зубами и мстительно улыбнулась, недрогнувшей рукой вливая яд в серебряный бокал с водой. Второй день подряд жара стояла просто неописуемая, даже земля потрескалась, обитатели поместья все попрятались по своим комнатам, стараясь без лишней необходимости даже носа не высовывать из купален, где нежились в прохладной воде. Ал Олзерскан отбыл к знакомому чародею-погоднику, чтобы узнать причину творящегося в природе безобразия и свернуть на сторону нос тому, кто в сём непотребстве повинен. Воспользовавшись отъездом хозяина и тем, что её никто не отвлекал, ала Виолетта перепархивала из комнаты в комнату, из одной ниши в другой в поисках «дивного вида, которого не знала прежде живопись». За прошедшее время худосочная девица опостылела Охотнице так, что она не поморщившись свернула бы ей шею и без ревности к алу Грею. Достала, честное слово!
— Выпейте, ала, — Бригитта сунула Виолетте бокал, — жарко очень.
Ала подняла на Охотницу лучистые небесного цвета глаза и улыбнулась:
— Да, ты права, пить очень хочется. Спасибо.
Увлёкшись поисками диадемы, девушка совсем позабыла предупреждение Ариона, что нужно быть очень осторожной и никогда и ничего не есть и не пить, не убедившись, что предлагаемое угощение безопасно. Риола сделала два больших глотка, удивляясь тому, что жажда не становится меньше, а наоборот, усиливается, потом пол и потолок разом ринусь к ней, словно вознамерившись поменяться местами, перед глазами поплыл багровый туман, а уши резанул отчаянный крик Охотника, зовущего её. Кубок, расплёскивая отравленную воду, зазвенел по полу, но девушка этого уже не видела.
* * *
В себя Риола приходила медленно и мучительно, то выбираясь из вязкого болотистого небытия, то вновь погружаясь в лишённое звуков и цветов безвременье. Что-то холодное, неприятно и болезненно царапнувшее губы, проникло в рот, с силой разжимая зубы драконессы. Риола вяло трепыхнулась, попыталась что-то сказать, но тут в горло ей хлынула жгучая, словно драконья желчь, жижа, выжигая слёзы из глаз и заставив сердце рвануться к горлу в тщетной попытке спастись от этого испепеляющего всё, с чем столкнётся, жидкого огня. Драконесса забилась, захрипела, бессмысленно молотя руками воздух.
— Ты глаза-то открой, болезная, — негромкий голос Ариона показался громом набата, возвещающего беду, девушка болезненно поморщилась и закрыла уши руками, кое-как разлепив склеенные слезами ресницы.
Сумеречный свет, с трудом пробивающийся через плотно сплетённые меж собой ветви сосен, больно ударил по глазам. Риола зашипела и зажмурилась, ещё и ладошками закрылась для надёжности.
— Как тебя, однако, припечатало. Бригитта не пожалела для тебя Смерти Охотника, редкостного яда, за малую щепотку которого платят тремя крупными алмазами и не сетуют на дороговизну.
— Не знала, что ты специалист по ядам, — прохрипела Риола, не спеша открывать глаза.
Арион удивлённо приподнял брови:
— В смысле, не знала? Я же Охотник, забыла?
Драконесса прикусила губу. Всё правильно, Охотников с младых ногтей учат всевозможным ядам, ловушкам и прочим ухищрениям, ведь их основная служба — это обнаружение и устранение. Они идеальные убийцы, не знающие усталости и жалости, так непрестанно повторяла бабушка, а следом за ней и многочисленные тётки. Только вот узнав Ариона, доверившись ему, Риола начала сомневаться в том, что смысл существования Охотников — это убийство. Или, как и в любом правиле, тут существуют исключения, тем более что Арион — Охотник лишь наполовину?
— Надеюсь, ты сейчас не вспоминаешь те страшные истории об Охотниках, на которые, даже не сомневаюсь, не скупились в твоём поселении?
Арион спросил насмешливо-небрежно, старательно маскируя колкие иглы беспокойства в душе. Конечно, Риола с каждым проведённым в прошлом днём доверяла ему всё больше, да и в постели получала явное наслаждение, но… в любви-то ни разу не призналась. Ничего против его намёков на счастливую совместную жизнь не говорила, только можно ли считать это согласием стать парой? Драконы, в отличие от Охотников, придают словам большое значение, признание в любви для них равносильно брачной клятве… Риола не готова стать его парой? Или готова, но, как и положено благовоспитанной деве, ждёт первого шага от него? Многочисленные «или, но, если» атаковали Охотника, словно рой голодных слепней. Арион стиснул голову руками и сдавленно зарычал. Нашёл время сердечным терзаниям предаваться, Риолу отравили, из-за чего они опять вернулись на ставшую знакомой до последней выбоины пустынную каменистую дорогу, зажатую между толстых стволов угрюмых, поросших седым мхом сосен, всё нужно начинать сначала, а проклятое сердце никак не хочет заткнуться!
Нежная девичья ладошка легла на плечо, согревая своим теплом и прогоняя всех демонов сомнений. Охотник медленно, словно на него опустилась пугливая птичка, готовая вспорхнуть и умчаться в любой момент, повернулся и встретился взглядом с синим ласковым взором драконессы.
— Я тебя чем-то обидела? — Риола виновато улыбнулась. — Прости, я забыла о том, что ты Охотник… Точнее, что тебя нужно бояться… То есть не нужно, а…
Драконесса окончательно запуталась, смешалась и, покраснев, опустила голову. Горло Ариона незримой петлёй захлестнула нежность, слова прорывались с хрипом:
— Не надо меня бояться, я тебя не обижу.
Риола вскинула голову и посмотрела прямо в глаза Охотнику:
— Я знаю.
Невысказанное признание повисло в воздухе, казалось, всё вокруг застыло в ожидании сокровенных, идущих из глубины сердца слов. Янтарно-жёлтые и синие, словно июльское небо, глаза вели сокровенный разговор, признаваясь, клянясь, обещая, но
