пальцы, сплошь усеянные серебряными кольцами, вонзились в раскрытую плоть. В лицо Эдмунда брызнуло холодной кровью, крик вампира перешёл в стон…
– …И мышиных хвостов… Да-да, из хвостов… Вот из этого сделаны мальчики… – допел Эдмунд и, наконец, подобрался к сердцу. – А теперь – лети в Ад, мразь…
– Лети!
Удар чудовищной силы. Эдмунда отшвырнуло в сторону как пушинку; он врезался в парапет набережной и медленно сполз вниз, не чувствуя ног. Обмякшие пальцы разжались, выронили кинжал – звякнув по камню, он со свистом вошёл в черневшую за парапетом воду.
Будто осколки витража, угодившие в могучий водоворот, перед глазами завертелся калейдоскоп. Но одна тошнотворная секунда, вторая…
И над Эдмундом навис гипсово-белый лик с тёмными, цвета киновари глазами. Мотнулись волосы – длинные и тонкие, словно кружево.
Женская особь.
Рефлекс оказался сильнее боли: рука в секунду выдернула револьвер, вскинула последнее оружие – но стремительный удар ноги с размаху выбил его из украшенных серебром пальцев.
– Не выйдет, дружочек… – процедила вампирша, и на запястье Эдмунда приземлился увесистый каблук. Тонкие кости хрустнули, брызнула кровь – словно туфля раздавила крысу. Эдмунд дрогнул – и заорал.
Алые губы презрительно изогнулись, влажно блеснули длинные, в дюйм, клыки.
– Какой несдержанный. А я ведь только начала.
Миг – и вампирша оказалась сидящей на нём. Обездвижила, навалилась всем телом. Рванула шарф вниз, открывая беззащитную шею… И грязные обломанные ногти тут же впились в кожу на кадыке, вырывая из горла новый крик.
– Я порву тебя… – вампирша наклонилась вплотную, и Эдмунда обдало запахом сырого мяса, – …на кусочки… И скормлю бедняге Джонасу…
Эдмунд харкнул ей в лицо.
Зубы вампирши клацнули, с губ сорвалось шипение разъярённой гадюки, и холодная ладонь мигом слетела с горла, чтобы как следует размахнуться перед ударом.
Эдмунд увидел, как по-кошачьи растопырились увенчанные когтями пальцы. Увидел, как словно в замедленной съёмке, они идут вниз, со свистом распарывая пропитанный влагой воздух. Секунда – и он захлебнётся собственной кровью.
Глаза непроизвольно зажмурились.
Секунда…
Звук острия, что с силой входит в плотное мясо. Короткий задыхающийся вздох – и нечто лёгкое, будто перемолотые в труху осенние листья, что ударило прямо в лицо.
Эдмунд открыл глаза.
И чуть не застонал в голос.
Над ним, хмуря бледную, унылую физиономию, стояла она. В руке её был крепко зажат осиновый кол.
Вайолет Престон. Ненавистная Вайолет.
Проигнорировав протянутую ему ладонь, Эдмунд с трудом поднялся на ноги. Стряхнул с груди остатки налипшего праха и, прищурясь, взглянул на девушку. Потом – отвёл глаза, чувствуя, как от злости начинают пылать скулы.
– Спасибо, Престон, – всё же процедил он, однако, Вайолет не ответила: уже шла к тому месту, где ещё корчилось и подвывало бесформенное, тёмное пятно. Минута, безошибочный удар заострённой осины… Тишина.
Эдмунд яростно сплюнул. Подобрал откинутый револьвер и поморщился от боли во всём теле. Подушечки пальцев легонько ощупали саднящее горло, прошлись по неглубоким кровавым отметинам. Эдмунд получше укутал горло шарфом, затем выдернул из кармана платок с вышитой монограммой и бережно перевязал раненое запястье. К этому времени Вайолет, что стала угрюмей прежнего, вернулась – и вперилась в него тяжёлым, как дубовый гроб, взглядом.
– Тот вампир… Твоих рук дело?
Эдмунд, предвидя вопрос, надменно вскинул подбородок.
– И что, если моих?
– Зачем?
Эдмунд хрипло расхохотался на всю пустынную набережную. Отсмеявшись, он шагнул к Вайолет вплотную и наклонился, чтобы выплюнуть слова прямо в лицо:
– Зачем? Престон, ты забыла, кого мы истребляем? Тварь заслужила это. К тому же, она успела убить человека. Не веришь – могу показать!
Проговорив это, Эдмунд стремительно отвернулся и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь. Он знал, что Вайолет непременно за ним последует. Так и вышло.
Нельзя сказать, что Эдмунду хотелось что-то ей доказывать: плевать он на это хотел. Но у трупа оставался диск, который требовалось забрать. И Эдмунд заставлял себя держать осанку и шагать вперёд, хотя так и хотелось скрючиться от боли, что с каждым шагом наваливалась сильней.
А ведь стоило удару кола запоздать…
Эдмунд ощутил, как волоски на всём теле встали дыбом. Сжал, стиснул готовые заклацать зубы так, что заныли челюсти.
Сегодняшняя охота закончилась неудачей, зверь чуть не убил охотника. Охотника, который давно перестал быть зелёным новичком!.. На смену страха пришла ярость, и Эдмунд едва не зарычал. Осознание этого провала железными кулаками било по самолюбию.
И всё-таки сильнее всего Эдмунда корёжило от его спасительницы.
Глаза цвета голубого льда метнулись вправо, нехорошо прищурились, разглядывая идущую рядом…
Мужская одежда: штаны для верховой езды, заправленные в высоченные сапоги, бесформенная, на два размера больше, куртка из грубой свиной кожи. Давно немытые патлы цвета жирного чернозёма, скрученные в какой-то морской узел на затылке, и неизменная, серебряная заколка-игла. Бледное, словно пшеничный мякиш, лицо без единого намёка на пудру или румяна, извечный запашок пота и ни капли женственности – вот что представляла собой Вайолет Престон.
Казалось, она делает всё, чтобы отвадить от себя мужчин.
Что ж. Эдмунд позволил себе презрительную усмешку. Он знал, что было тому виной.
…Когда три года назад Мастер Крейг подобрал на улице зарёванную девчонку известного вида и сообщил, что намерен её обучать, Эдмунд испытал шок. Но ещё большим ударом стало то, что у девчонки и правда были задатки. Эта маленькая шлюха сумела выжить, обучиться и стать Подмастерьем в возрасте, когда сам Эдмунд ещё ходил Учеником. Мнилось, проглоти Эдмунд эти обстоятельства, им вполне можно было поладить: несмотря ни на что девчонка была на удивление хорошенькой – а Эдмунд страсть как любил женский пол. Однако большие успехи Вайолет, явная благосклонность Мастера Крейга, что не мог нарадоваться на нового члена Отряда, и целенаправленное, сознательное обезображивание ею себя, отвращали и злили Эдмунда. Поэтому вскоре маленький интерес пропал, сменившись открытой ненавистью.
Неубранный труп лежал на том же месте. Эдмунд присел, ухватился пальцами за серебро. Диск с чавканьем вышел из охладевшей плоти. Эдмунд перевернул тело на спину – и брезгливо поджал губы.
Ну конечно. Чего и следовало ожидать.
Прищуренный взгляд Охотника прошёлся по размалёванному, как у дешёвой куклы, лицу, спущенным дырявым чулкам. Скользнул по вырванному горлу – здесь нутро Эдмунда чуть сжалось – и сплошь кровавому, будто прикрытому алым шёлком, декольте.
Он встал, нацепив на лицо презрительную мину. Вайолет же, не говоря ни слова, медленно присела у трупа вместо него.
Дрожь по новой заплясала сумасшедшую джигу на спине, и Эдмунд, впившись горящими глазами в затылок девчонки, попытался выбить страх злостью. К тому же, язык так и чесался
