Перовский, - судя по вашим словам, вы уже и без меня прекрасно видите всю пользу, которую может принести освоение этих мест. Видимо у вас и без меня есть знающие этот вопрос советники.
Ну вот как объяснить человеку, что мои теоретические знания из будущего, с местными реалиями соотносятся далеко не всегда? Да и опять же свое понимание ведь не вложишь в головы другим, история о том, что самодержавный император может просто приказать, и его авторитета будет достаточно, чтобы все само заработало, на практике имеет кучу ограничений. Примерно в этом ключе я Перовскому свои резоны и объяснил.
- Кроме того, есть еще одна тонкость… - Я задумчиво нахмурился и окинул взглядом собеседника. Генерал мне нравился, всегда любил увлеченных людей, которые делают свое дело не за страх, а за совесть. – Вы же сын Алексея Разумовского… Знаменитый род, давший России немало верных сынов… То, что он считается угасшим при живых наследниках – это плохо. Такие роды не должны прерываться, тем более таким образом. Вы чувствуете себя готовым принять фамилию отца и достойно нести ее в будущее?
По лицу собеседника мгновенно стало понятно, что тут я попал в самое яблочко. Угадал, что называется. Впрочем, это было не так уж и сложно в данном случае, достаточно было взглянуть на имена родителей, чтобы понять ситуацию. И это, даже не упоминая тот момент, что вместе с фамилией Разумовских полагалось еще и графское достоинство. Пусть сословные границы немного и подразмылись в последние три десятка лет, однако до полного их исчезновения было еще ой как далеко.
- Я… - Перовский мгновенно лишился дара речи.
- Есть условие, - я поднял ладонь, останавливая попытки что-то сказать. – Во-первых, мне нужен повод. Продемонстрируйте мне и всем остальным успехи на юге, и награда не заставит себя ждать. А во-вторых, вам нужно срочно жениться. Нужны наследники. Какой смысл передавать вам право на продолжение рода Разумовских, если он так же зачахнет с вашей смертью, как зачах со смертью вашего батюшки?
Вслед за Сашей и мной, брачными узами себя связала и Мари, которая в начале сентября 1842 года вышла замуж за сербского принца Михаила Обреновича. Можно сказать, что мы вот так сработали залпом в течение одного года.
Отгуляв свадьбу старшей дочери и отправив молодых в Белград – Мари всегда была папиной дочкой, поэтому расставаться с ней оказалось морально достаточно тяжело – я с головой погрузился в дела военные.
К этому времени в целом систематизация и обобщение опыта прошедшей Восточной войны была закончена, и военные пришли к парадоксальному выводу. Если мне не изменяет память, то в моей истории в середине века после австро-прусской и франко-прусских войн был сделан вывод о превалировании маневра над укрепленной обороной. Что потом привело к созданию плана Шлиффена и началу Первой мировой.
Здесь произошло ровно обратное. По итогам войны вопрос прорыва укрепленной обороны – под Царьградом, Галлиполи, в Дании, да и во время полевых сражений – остался так и не решенным. Фактически за все два года не было продемонстрировано ни одного примера удачной атаки на хорошо окопавшуюся пехоту. Единственным полуисключением тут было наступление русско-прусских сил на Одере, однако объем затраченных на уничтожение вражеских укреплений артиллерийских снарядов – после того как мы начали публиковать свои выкладки уже по окончанию боевых действий, они естественно утекли на запад, учитывая десятки тысяч человек, которым требовалось с ними ознакомиться, глупо было бы ждать иного – мгновенно вогнал военных в тоску. Такие траты сейчас могла себе позволить только Россия и, возможно, Британия.
В принципе наша армия показала себя с самой лучшей стороны, и необходимость в каких-то кардинальных изменениях в тактике или снаряжении пока не просматривалось. Доработали всякие мелочи, изменили в третий раз форму каски, которая окончательно лишилась широких полей и стала напоминать гибрид советского и германского шлема. Немного переделали крепления ременно-плечевой системы, кое-какие изменения претерпела форма… В общем – мелочи. Главное, на чем мы сосредоточились в эти годы, было разработка нового оружия уже следующего поколения. Пока остальные европейские страны судорожно торопились догнать нас образца середины 1830-х, мы активно – при этом не торопясь раскрывать свои карты раньше времени, пусть другие государства хорошенько вложатся в перевооружение на условные «винтовки Маркова», а уж потом мы выкатим новинку, заставляя их тратиться по второму кругу - готовили новый рывок вперед.
Еще в конце 1841 года нами – формально он числился за СОЗ - был взят патент на сквозной барабан для револьвера под использование унитарного патрона в латунной гильзе. Совершенно очевидное решение для человека, знающего будущее, для местных оказалось настоящей революцией в оружейном деле. Использование нормальных патронов, пусть даже с цельносвинцовой пулей и дымным порохом, позволяло увеличить скорострельность в несколько раз, и во столько же повысить надежность системы. Ну а огромный заказ от Военного министерства – суммарно около двухсот тысяч штук – которое мгновенно загорелось идеей заменить устаревшие уже «Бульдоги» на актуальную модель, позволил опустить цену за одну единицу барабанника – он уже по традиции животных названий на букву «б» получил имя «Буйвол» - до вполне разумных 17-19 рублей. Шутка ли: офицеры и подофицеры, саперы, артиллеристы, вся кавалерия, флот – суммарно только для собственной армии нужно было произвести около двухсот тысяч единиц. Любой конкурент, вынужденный к тому же платить отчисления за использование лицензии – и да, лицензию было решено продавать, довольствуясь сбором роялти, все же нельзя объять необъятное – на фоне такого объемного производства выглядел весьма и весьма блекло.
Для примера тут можно взять американский «Ремингтон», который начал производство аналогичных моделей в 1846 году – к этому времени капсюльные барабанники уже окончательно морально устарели и не котировались на рынке – и предлагал свои машинки на американском рынке по 23-27 рублей. В пересчете, понятное дело. Ну а чтобы добавить собственному производителю конкурентоспособности, американское правительство установило лютые пошлины на ввоз иностранного оружия. Чуть ли не 100% от стоимости – такой вот свободный рынок в эпоху национального протекционизма.
Сам новый барабанник имел калибр 10мм, - в Америке получил известность как «Сороковой русский» - шесть патронов в барабане и массу чуть больше килограмма. По виду пистолет напоминал классический Смит-Вессон, разве что в нашем варианте имелась опция самовзвода, которая делала оружие на пару рублей дороже. Ну и традиционно уже мы