фигового дерева, самец в идеальном камуфляже полностью сливается с пейзажем: его пятна повторяют рисунок солнечных брызг на коре. Если бы Сера, пуантилист, написал эту сцену, то создал бы свою первую реалистическую картину. Мне удается разглядеть глаза хищника, и тогда точки сливаются в силуэт, изящный и стройный. Его мертвая добыча, молодая антилопа, надежно закреплена в развилке между ветвей. Он очищает ее — вылизывает шерсть, прежде чем вгрызться в мясо. Я знаю об этой повадке из «Больших кошек» на Animal Planet. Леопард поднимает голову и, кажется, встречается со мной взглядом. Это был бы подходящий момент сказать «ох, черт!», но я понимаю, что он не рассматривает меня как пищу: он уже доставил домой свой ланч. К тому же один из ключевых механизмов защиты от съедения у человека — не самый приятный вкус. Тем не менее этот великолепный хищник вполне мог бы сорваться со своего места на дереве, спрыгнуть вниз, подскочить ко мне и перегрызть шею меньше чем за три секунды.
Если бы я шел по саванне один, пешком, это, вероятно, случилось бы — но только не сегодня. Я любуюсь леопардом из «Рендж-Ровера», специально оборудованного для сафари. Всего в нашем конвое три таких: в одном едем мы с Трейси и детьми — Сэмом, 29 лет, Аквинной и Скайлер, 23, и Эсме, 17. В двух других — Джордж Стефанопулос, Эли Уэнтуорт и двое их дочерей-подростков, Эллиот и Харпер; а также Кертис и Кэролайн Шенкер с тремя детьми, Элли, Брэдом и Джеком, все взрослые. Столпотворение машин напоминает сцену из криминального сериала, хотя на самом деле каждый джип занимает стратегическую позицию: мы окружили леопарда на дереве с трех сторон.
Потрясенные близостью к одному из представителей африканской «Большой пятерки», мы перебрасываемся нервными репликами. Ситуация не кажется мне опасной, хотя джипы явно не защищены от леопардов: они с открытым верхом, очень шумные и неповоротливые. Гиды объясняют, что нас защищают большие размеры: пока мы остаемся в машине, леопард не распознает внутри группу людей; он считает каждый джип отдельным животным, слишком крупным, чтобы иметь с ним дело. Тем не менее гиды постоянно напоминают: никогда не покидайте автомобиль. Если вы вылезете, то целост-ность будет нарушена, иллюзия исчезнет, мошенничество раскроется. Леопард поймет, что по отдельности вы уязвимы — и через секунду вы можете стать следующим трофеем на фиговой ветке.
Нет времени жаловаться
У нас по два выезда за день — один с утра, от рассвета до полудня, после чего становится слишком жарко, чтобы оставаться в саванне; и второй вечером, с возвращением в лагерь вскоре после заката. На второй день мы делаем вечерний выезд в сокращенном составе, на двух машинах: в одной Джордж с семьей, в другой мы с Трейси и детьми. Из-за внезапного ливня Стефанопулосы решили вернуться в лагерь. Но мы с нашими гидами предпочли переждать дождь, укрывшись в зарослях вокруг небольшого родника. Небо расчищается, мы стягиваем дождевики и отправляемся выслеживать стадо слонов, которое вроде бы находится где-то поблизости.
Полюбовавшись толстокожими — их около двадцати, от детенышей до пожилых самцов, — мы преследуем крупное стадо африканских буйволов. Это настоящее цунами из говядины. Напористо и в то же время изящно они мчатся вперед, выстроившись рядами — словно батальоны, готовящиеся к битве. Я шучу на этот счет с нашим гидом Абрахамом, который бросает на меня короткий взгляд и отвечает: «Так и есть». Быки и молодые самцы, идущие впереди, прикрывают собой самок и детенышей.
Трейси спрашивает:
— И на кого они собираются нападать?
Гид смеется:
— На нас.
— Серьезно? — говорю я.
— Не волнуйтесь. Джип их запросто перегонит.
— А если он сломается? — задаю я вполне логичный вопрос.
Похоже, тут-то и сбудется пророческая шутка моего сына.
Солнце садится, и мы отправляемся в обратный путь, мимо родника, где прятались от ливня. Чем ближе к нему, тем более сырой становится земля. Вскоре мы уже буксуем в грязи, зарываясь все глубже и глубже. Мое внимание привлекает высокое фиговое дерево, сильно смахивающее на то, на котором мы вчера видели леопарда. Солнце на западе клонится к горизонту. На леопардовое дерево уже не падает свет, и оно высится тревожным силуэтом на фоне алого неба. Какофония птичьих голосов, рыки животных и кваканье лягушек становятся все громче по мере наступления сумерек. Дети, на удивление, нисколько не обеспокоены тем, что кто-то может наблюдать за нами из зарослей. Трейси тоже в полной уверенности, что мы вот-вот вернемся назад в лагерь. Однако Абрахам выясняет, что лебедка, которую он всегда возит с собой, сломана. Радио работает кое-как. Если даже удастся с кем-нибудь связаться, потребуется не меньше часа, чтобы за нами приехали и вызволили отсюда.
Пока мы обдумываем, что делать дальше, я вспоминаю, что водопой в саванне — это площадка для убийства, где хищники поджидают своих беспомощных жертв: тех, кто не может быстро бегать или не способен дать отпор — детенышей, больных, слабых и старых. Я отмечаю три последних пункта галочками (к старым я себя начал причислять относительно недавно, но с этим не поспоришь).
Дальше мне приходит в голову, что я должен остаться в машине, пока гид с фонариком в одной руке и пистолетом в другой будет сопровождать мою семью в безопасное место. Я ведь только замедлю их продвижение. В то же время я понимаю, что если останусь в завязшем джипе, у водопоя, в темноте, то стану легкой мишенью.
Вообще я не склонен паниковать. С учетом всех обстоятельств, я еще неплохо держусь. Но в последнее время у меня появилась склонность к необоснованной панике, явно связанная с физическими и эмоциональными трудностями, с которыми я столкнулся за этот год. Сейчас, когда мы застряли у водопоя, у моей тревоги появляются еще и основания — мы вот-вот превратимся в добычу. Если за мной и моими родными погонится леопард, им не придется перегонять леопарда, только меня — а для этого достаточно просто быстро идти. Если представляешь себе худший сценарий — нападение леопарда, — и он действительно случается… ну, вы поняли.
Наконец Абрахам получает ответ по радио от проезжающего мимо экипажа из конкурирующей фирмы, которая организует сафари. Они тут же являются с работающей лебедкой и вытаскивают нас из грязи. Путь домой кажется нам на удивление коротким, и вот мы уже в своем лагере на краю
