Эверетт посмотрел вверх, в гостиную. Пол исчез, обиталище Илфорда соединилось с логовом Фолта. Стены были ободраны подчистую, неведомая катастрофическая сила увлекла вниз все без остатка. Даже мраморная каминная доска валялась, расколотая, перед дверью. Картину Илфорда – величавый залив, устланный туманом, – проткнула, точно кол, лампа Фолта.
Снаружи ровно шумел дождь, шевелил листья на деревьях, бился о булыжники дорожек.
Илфорд и Фолт выбрались из-под обломков и теперь, тряся головами, ощупывали ушибы и рассматривали ссадины.
Эверетт не стал себя ощупывать.
– Билли, убирайся, – велел он.
– Чего?
– Уходи. Беги.
– Куда?
Илфорд обморочно пошатывался возле холодильника.
– А что, некуда? – спросил Эверетт. – Не к кому?
– У меня был Кэйл.
– Понятно. Беги на юг, в армию Вэнса. Там тебя увидят сверху, подберут. Билли, куда хочешь беги, только здесь не оставайся. Но сначала дай ключ от мотоцикла.
– Чего?
– Ключ от мотоцикла. Он мне нужен.
– Бежать? – переспросил Фолт. – Ты это всерьез?
Эверетт взял ключ. Фолт переступил через разбитую каминную доску и вышел под дождь. В дверях он обернулся, и Эверетт махнул рукой – иди, мол. Фолт пересек лужайку, пустился бегом и исчез на туманном краю соседского сада.
– А теперь уйду я, – сказал Эверетт. Правой ладонью Илфорд зажимал кровоточащую ссадину на левой руке. На его лице бушевало сражение. Он был гораздо старше, чем казался раньше, и теперь, в борьбе с украденной у Кэйла молодостью, уже не мог скрывать свой возраст.
– Ты разрушил мой дом, – процедил он.
– Я рад, – сказал Эверетт.
– Никуда от нас не денешься, – посулил Илфорд. – Едва заснешь, будешь делать сны. Мы тебя найдем и притащим назад.
– Лучше Бога моли, чтобы я никогда больше не заснул, – зло произнес Эверетт. – Есть у меня один сон в запасе. Специально для тебя.
– Ты не властен над тем, что ночью вытворяешь.
– Ничего, я упражняюсь, – сказал Эверетт. – Когда в последний раз был в Хэтфорке, для меня там несколько недель прошло. Вволю времени, чтобы отшлифовать талант.
Он блефовал, но не сомневался, что это подействует. Чувствовал, что берет верх.
– Ты же знаешь, я тебя не отпущу. – Ил-форд двинулся к двери, чтобы заслонить Эверетту проход. Под ногами хрустели обломки роскоши. – Сначала здесь надо закончить все дела. – В его голосе слабым эхом звучала риторика Гарримана Крэша. И самого Илфорда.
– Здесь все кончено, – сказал Эверетт. – Я знаю, что ты натворил.
– Что я натворил? – резко произнес Илфорд.
– Фолт мне рассказал.
– Что он тебе рассказал?
– Прочь с дороги, – рявкнул Эверетт.
– Ты умеешь только бегать, – сказал Илфорд. – Мы с тобой из одного теста слеплены, разница лишь в том, что я остаюсь и пытаюсь созидать, а ты – только убегаешь.
– Если бы я сделал то, что сделал ты, я бы тем более убежал. Бегство – самое лучшее дело для таких, как я.
– Но не век же ты будешь бегать.
– Сколько получится. Все лучше, чем стать таким, как ты.
Эверетту вдруг подумалось, что у него талант беглеца. Талант, быть может, даже ярче выраженный, чем сновидческий. Когда-то он пригодился Мелинде в Хэтфорке. А теперь, возможно, он пригодится Иди.
– Ты меня не удержишь, – сказал Эверетт. – Я сильнее. Я остановил часы.
– А на Кэйла тебе, выходит, плевать, – упрекнул Илфорд. – Бросаешь на произвол судьбы.
– Илфорд, Кэйл мертв. Ты его убил. Илфорд оглянулся на холодильник.
– Эверетт, я знаю про наркотик. Думаешь, Билли мог от меня что-то скрыть? Думаешь, я не вижу, что творится под носом?
Эверетт промолчал.
– Я ведь его на самом деле убью, если сбежишь.
Эверетт подошел к холодильнику. Фолт так и не удосужился его запереть с тех пор, как Эверетт выкрал дозу Кэйла.
Эверетт открыл холодильник, достал лоток с пробирками. От них осталась лишь горсть мокрого битого стекла, наркотик закапал на осколки горшков, на землю, на спутанные корни миниатюрных деревьев, на пружины и шестеренки часов.
Илфорд равнодушно следил за Ним.
– Я другое имел в виду, – сказал он. – Этого Кэйла только что уничтожил Билли. Он предпочел наркотик – не смог смириться с тем, что произошло на самом деле. Легче во всем винить меня, считать, что я просто стер Кэйла…
– О чем это ты?
– О том, что случилось на самом деле, Эверетт. Кэйл тяжело заболел. Но моей вины тут нет.
– Заболел?
– Смотри.
Эверетт обернулся. У противоположной стены, около узкого окна, сидел человек в инвалидной коляске и смотрел на дождь. Сморщенная сухая кожа, кривой позвоночник, впалая грудь, тонкие кисти, безвольно свисающие с подлокотников. Голова слегка повернута к Эверетту. В комнате было темно, но из окна падал мягкий свет, позволяя разглядеть знакомые черты.
Кэйл. Не тот, что обращался к Эверетту с видеопленки, и не наркотический Кэйл, и не Кэйл с лица Илфорда. Настоящий Кэйл. Сломленный болезнью. Еле живой. Жалкий.
Эверетт почувствовал, как его покидает уверенность, утекает, точно вода между булыжниками мостовой. Решимость и гнев сгинули без следа, их сменили усталость и сомнения. Он должен остаться…
Он двинулся к калеке и задел ногой сломанный маятник.
– Не надо, – тихо проговорил Илфорд. – Он слишком слаб. Беспомощен против инфекции. Нельзя дотрагиваться.
Пока Эверетт пробирался по обломкам к темному силуэту калеки, что-то изменилось.
– Не подходи так близко! – В голосе Илфорда всколыхнулся страх.
В кресле на колесиках лежала груда мяса, лишь отдаленно напоминающая человеческую фигуру. Замороженные антрекоты, бараньи котлеты, вырезка… Все – с первого этажа. Из гигантского холодильника.
Но не Кэйл.
Эверетт толкнул кресло, и куски мяса посыпались в пыль, в грязь, на обломки… Только самый тяжелый шмат – огромный кусок грудинки – удержался на сиденье, оставив на кожаной спинке пятно жира и инея.
"Очередная ловушка, – подумал Эверетт. – Всего-то навсего. Илфорд ее подстроил, пока я был в Хэтфорке. Просто на тот случай, если меня не удержат часы».
Или это нечто большее, нечто страшное? Эверетт повернулся к Илфорду.
– Не надо было приближаться, – с горечью произнес старик. – Издали он нормально выглядел. Когда свет подходящий, его можно увидеть… Он возвращается…
– Ты умеешь только делать вещи из людей, – сказал Эверетт. – А наоборот – никак.
