одновременно и совершенно одинаково сходить с ума, мы возомнили себя чуть ли не волшебницами, способными предвидеть будущее. Однако длилась эйфория недолго: очень быстро стало понятно, что плохого в этом знании намного больше, чем хорошего.
Во-первых, если должно было случиться нечто дурное, мы начинали замечать тревожное повсюду. В доносящемся издалека вое сирен, в слоганах на рекламных щитах, в соринке, попавшей в глаз, в опрокинувшемся стуле и сколе на лестничной ступеньке. Страшные сны, чудные видения, оживающие тени и голоса из ниоткуда. Причем каждое отдельно взятое явление было осознаваемо и объяснимо, но, преломляясь через наше сознание и имея массовый характер, все эти знаки сливались в параноидальное состояние помешательства. Нет, хорошее мы тоже могли предчувствовать, но плохого всегда было больше.
Во-вторых, даже если мы приблизительно догадывались, что именно должно произойти, то далеко не всегда получалось это изменить. Так, Ира Леонова сломала палец, хотя мы ее предупреждали, чтобы в тот день не выходила из дома, и она даже послушалась, но, затеяв уборку в своей комнате, уронила на ногу утюг. Мама посмеялась над моими опасениями, что она потеряет телефон, и через два дня его вытащили у нее из кармана в магазине. Мы с Ксюшей бойкотировали школьный поход в театр, но Бобров все равно подцепил там гадкий вирус и перезаражал весь класс.
О чем-то глобальном и говорить было нечего. Когда в новостях писали о несчастных случаях или катастрофах, мы смутно ощущали некую особую сопричастность, но вмешательство в подобное существенно превышало наши возможности.
Так что, вдоволь наигравшись в провидиц и намаявшись, мы с Ксюшей дружно решили, что больше этого не хотим. Пытаясь отыскать Розового Фламинго, катались неделями на метро, перерыли весь интернет, в надежде получить хоть какие-то ответы, даже сходили к двум экстрасеншам и одному магу. Однако поиски успехом не увенчались, а экстрасенши и маг поразили нас исключительно своими актерскими и коммерческими талантами, содрав кучу денег, но не ответив вразумительно ни на один вопрос.
Капа перезвонил Роме через три дня и сказал, что нашел способ пробраться в школу. Мы договорились встретиться в субботу, в восемь вечера.
Стоял поздний октябрь, но дождя не было, только холодный пронизывающий ветер и легкий сырой туман, заметный лишь в свете уличных фонарей. Однако куртки мы все равно не надели, облачившись в одинаковые толстовки темно-серого цвета с надписью «РичиРич» – названием нашего прошлогоднего летнего лагеря.
Капа был высокий и жилистый, с рыжеватыми взлохмаченными волосами, широченной улыбкой и густыми девчачьими ресницами. Не сказать что красавец, и по нашей с Ксюшей шкале мужской красоты тянул баллов на пять, но за счет приветливого дружелюбия и болтливости ему можно было накинуть еще балл. Он тоже пришел в толстовке, хотя поверх нее надел жилет. Мы встретились возле школьных ворот, и пока стояли там, переговариваясь, прохожие с опаской обходили нас стороной.
– Очень здорово, что вы придумали это организовать.
– Что организовать? – не поняла я.
– Ну, это, – он многозначительно посмотрел, – засаду на Леню. Того челика, что стрелялся.
– Да мы не собирались никакую засаду устраивать. Просто хотели узнать подробности. – Ксюша подхватила его под руку. – Неужели он реально из-за оценок убился?
– Не говори им ничего! – Рома строго погрозил пальцем. – Запорешь все шоу.
– Какое еще шоу? – переспросил Капа.
– Битву экстрасенсов, – Рома насмешливо подмигнул нам. – Я же тебе говорил.
– Ладно, тогда просто идем. Только хочу предупредить сразу, если за час не уложимся, придется уйти. У охранников сейчас пересменка. Дневной уже свалил, а ночной, по идее, с девяти.
– Час – это мало. – Ксюша начала готовить путь к отступлению. – О таком мы не договаривались.
– Ночной охранник злющий. Если запалит, точно в полицию сдаст.
– Ладно, разберемся, – отмахнулся беспечно Рома.
Школа у них была старая, пятиэтажная, и в туманной темноте осеннего вечера возвышалась посреди школьного двора со зловещей убедительностью средневекового замка. Высокие узкие окна смотрели на нас недобро и выжидающе, словно догадываясь о наших планах нарушить внутренний покой.
По асфальтированной дорожке, ведущей прямиком от ворот к главному входу, мы не пошли, а свернули и двинулись вдоль забора в обход. Капа сказал, что зайти нужно будет с другой стороны, там, где у них располагалась столовая и куда приезжали машины для разгрузки продуктов. Дверь в это помещение запиралась изнутри на щеколду, и ему удалось упросить одноклассницу, занимающуюся по субботам в волейбольной секции, раздобыть ключ от столовой и открыть для нас ту дверь. Взамен он пообещал, что Рома сделает для нее проект по физике, поэтому одноклассница охотно согласилась.
Проскочив по очереди за тяжелую, обитую металлическими листами дверь, мы погрузились в кромешную темноту.
– Фонарики лучше не включать, – предупредил Капа. – Потом вообще ничего не увидите. Сейчас глаза привыкнут, и будет норм.
Быстро миновав пахнущую хлоркой кухню, мы прошли через столовую, после чего Капа отпер дверь и вывел нас в холл с умывальниками и сушилками.
– Сейчас, если охранника нет, я возьму ключ от класса, а вы пока поднимайтесь на четвертый этаж и ждите меня в мужском туалете. Он слева, за углом рекреации.
Капа проводил нас до лестницы, а сам растворился в темноте.
Поднимались мы тихо, будто и сами стали призраками. Даже Ксюша, не способная молчать ни минуты, если не была занята делом, не проронила ни слова.
Я ждала, что, оставшись без Капы, Рома начнет нас пугать или прикалываться, однако притих и он. Что-то было в этой школе неуютное, не темнота и пустота и не мистическое беспокойство, а ощущение необъяснимой гнетущей неблагополучности, объяснить которую был не в состоянии ни один закон физики, ни одна теорема.
Ощущения вообще плохо поддаются объяснениям, они складываются из тысячи мимолетных мелочей, как ноты, превращающиеся в мелодию, приобретают темп, тональность и окрас.
Школа звучала мрачно.
Туалет нашли сразу. Вошли и прикрыли за собой дверь.
– А почему нельзя было в женском? – тут же недовольно выдала Ксюша.
– А чем тебя мужской не устраивает? – Рома остановился перед зеркалом, в котором отражались наши черные силуэты, напоминающие грабителей банков.
– В женском лучше.
– Чем же?
– Да всем. – Ксюша прошлась до окна и обратно.
– Не убедительно. – Достав телефон, тот взглянул на время.
Привыкшие к темноте глаза ослепила яркость экрана. Восемь пятнадцать. В запасе оставалось около сорока минут, с учетом того, что нужно было еще успеть вовремя свалить.
– Капа собирается отвести нас в тот класс, где это произошло? – спросила я, на что Рома довольно хмыкнул.
– Там остались какие-то следы? – тут же насела на него сестра. – Отверстие от пули? Пятна крови?
– Вместо того чтобы болтать, ты бы лучше настроилась и занялась делом.
– И как ты себе это представляешь?
– Ну как? Ходишь такая, руками везде водишь, время от времени замираешь, а потом отмираешь и говоришь: «Нет, не здесь», или «Я его не чувствую», или «Здесь очень плохая энергетика».
– Я тебе сразу сказала, что такое не умею! И вообще, это прошлое, а я чувствую, только когда что-то в будущем должно случиться. Просто чувствую, понимаешь, без всяких твоих энергетик.
– Смотри, Алиска вон, кажется, уже взяла след.
Они оба развернулись ко мне, хотя я ничего не делала, просто стояла молча, уставившись в стену напротив кабинок. Наверное, выглядело это нелепо, поэтому Рома и пошутил так, но на самом деле на меня действительно внезапно накатила волна панического страха. Очень короткая и не такая глубокая, как иногда бывало, но стало очень нехорошо. Тошно и неприятно. Захотелось поскорее выйти из этого туалета и вернуться туда, где есть свет. Но стена притягивала к себе как магнитом, словно сделай я шаг вперед, и она засосет меня в свою застенную реальность.
– Можешь посветить? – попросила я.
– Куда посветить? – Рома потыкал пальцем в телефон, переключая на режим фонарика.
Белый луч вспыхнул и разрезал между нами пространство.
– На стену.
Луч переместился на старую, выкрашенную в салатово-зеленый цвет стену. Стена как стена, ничего особенного. Трещины, царапины, не оттирающиеся пятна, снизу следы подошв, наверху пыльный налет осыпающейся с потолка побелки. Нецензурные надписи, рисунки, символики групп, локальные шутки, и большинство, как и везде, где давно не было ремонта, замазаны не одним слоем краски.
– Ты что-то увидела? – заинтересовалась Ксюша.
– Погоди, – одернул ее Рома замогильным шепотом. – Кажется, началось.
Однако, к его глубокому разочарованию, я и рта не успела раскрыть, как дверь едва слышно скрипнула, и в туалет просочился Капа.
– Все норм, – объявил он и помахал перед нами ключом. – Можно идти.
