чем на долю миллиметра. Однако их столько, что мое тело мерцает зеленым; лиственный полог довольно плотный. Но вокруг озера Пуп и ниже, на долинах Таза, гребнях бедра и обрубке Мужского холма, лес становится более ласковым; он сверкает как лиловый бархат и мягкий на ощупь. Дикий лиственный лес заменил вечнозеленый кустарник. Деревья приобрели крону и сражаются за свет. Ясно видны дубы и вязы. Большие ольховые рощи теснятся вокруг Пупа. На окраине земли стоит ореховая роща, на ощупь похожая на наждачную бумагу. Шрам от аппендицита покрыт зарослями грубого терна, и его больно касаться, несмотря на незначительные размеры шипов. Там, где земля холоднее, за линией Одиннадцатого Ребра, разгорелась битва между соснами и сверкающими рядами граба и ясеня. Но дикий лес распространяется на север, и более низкие долины густо заросли высокими деревьями; некоторые из них — настоящие гиганты, поднимающиеся выше листвы больших дубов и вязов; они тянутся вверх, уничтожая все вокруг себя.
Иногда я провожу руками над землей, давая возможность наступить темноте, и лью воду на кожу — потопы. Для удобства я смачиваю себя — дожди, иногда шторма. Я хочу узнать, как лес воспринимает эти действия. Я перестал потеть. Кожа стала пахнуть соком и подлеском. И я совершенно не испытываю дискомфорт. По складкам тела течет вода — ручейки и маленькие речушки, которые обеспечива ют питание корням деревьев, выросших на теле. Я ем консервы. Иногда мне больно ходить. И ничего не выросло у меня на спине, оставшейся чистой, незавоеванной территорией. Ложась спать, я ложусь на спину, раскидываю ноги, развожу руки в стороны, и в таком положении испытываю чудесное чувство покоя, представляя себя дремлющим богом.
Ниже подбородка, ниже расслабленного лица мира, происходит ужасная борьба за свет. Мое сознание заполнено звуками дикого леса — криками и треском растущих деревьев. Первыми звуками мира. Среди них я слышу песни птиц, вой волков и тайные движения в мокром густом подлеске.
На рассвете все затихло; от Холма Глотки до Скал Фаланги на дальнем юге, земля, покрытая богатой и дрожащей зеленью, впитывает свет. Земля поднимается и опускается с размеренной регулярностью, мягкий ветерок пробегает через девственные пространства леса, хватая по дороге ветви гигантских вязов, высоко поднимающиеся над лиственным пологом — сторожевые башни, стражи тайного нижнего мира.
Конец вязов
В воздухе чувствовался намек на дым, примешавшийся к острому запаху гниющей еды и нестиранного белья. Я привык к смраду собственного разложения, и этот новый запах остро ударил по ноздрям. Передо мной плыли струйки дыма, освещенные косыми лучами солнца наружного мира.
Боль! Острая боль, которая застала меня врасплох. Она пришла из области вокруг озера. Через лупу я могу видеть, что дым струится именно оттуда. Боль, сконцентрированная на крошечном участке, казалась болью от укола булавки, огненной булавки.
Может быть только одно объяснение… Кто-то прочищает лес!
Трудно разобрать детали. Жгут на берегах наполненного до краев озера, которое ярко блестит под лучами рассветного солнца. Теперь я должен принять решение. Потушить огонь? Но тогда я рискую уничтожить кого-то или что-то, жгущего лес. Но если я не остановлю их, они опустошат землю.
Есть и другие огни. Пока шел день в настоящем мире, струйки дыма появились на паху, справа, а потом из чащи дикого леса на животе и из двух мест на правой ноге. Боль от них пока переносима. Хотел бы я знать, связаны ли эти общины?
Они начали валить большие вязы. Через лупу я увидел, как один из них упал, крошечный обломок, не больше, чем подстриженный ус, но, тем не менее, величественный. Мне кажется, что те, кто расчищает дикий лес, построят и первые жилые дома.
Первые тотемы
Во сне я могу слышать возгласы и странные песни выжигателей леса. По ночам они поют и танцуют вокруг дымящихся костров на полянах, которые выжгли днем. Они надевают на себя грубые красные шкуры и головы животных. Люди у озера — Клан Колючего Вепря. Самый молодой и самый сильный мужчина несет тушу огромной дикой свиньи; его тело проткнуто острыми клыками, он танцует и выкрикивает мольбы к существу, которое считает своим предком. Они называют себя Калокки. Во сне я чувствую присутствие сорока — или даже больше — членов клана. Они живут в домах, сделанных из кости и дерева, с крышами из веток, промазанных озерной грязью. На рассвете они охотятся. Они строят грубые лодки, и я чувствую, что покрытое туманом озеро — их священное место. Они пересекают озеро и бросают в воду огромные деревянные резные фигуры. Когда они поют на поверхности самого Пупа, я лучше всего слышу их голоса.
Кажется, я совсем не ощущаю голода. Лес сам поддерживает меня, добывая питательные вещества из воздуха и света. Мою комнату наполняет прекрасный туман. Звуки внешнего мира растаяли. Нет ни света, ни тепла, за исключением того, что течет через окно.
По полу, среди обломков, снуют всякие создания. Иногда я слыша стук, но он проходит: у двери появляются люди, возможно друзья или коллеги, но я не могу пошевелиться, чтобы ответить им. Время слишком драгоценно. Телесный лес слишком хрупок.
Жители озера сражаются за выживание, Их атакует Клан Волка. Во сне я чувствую боль. Они сожгли дом, и только потом ушли. Но голодный и беспокойный Клан Волка прячется в чаше дикого леса, наблюдает за жителями берега озера и ждет свой час.
И все это мельком — в своем беспокойном сне я наполовину вижу, наполовину чувствую эти сцены. Ночью земля содрогается. Не сомневаюсь, что это волнует Калокки.
Если бы я мог пообщаться с ними. Если бы их слова можно было услышать…
Я проношу руку над озером. Я направляю на них лупу, гляжу на них через скругленное стекло. Возможно они видят мое лицо. Хотел бы я знать, какими они представляют себе небеса.
Строители храма
После недель дыма и пыли, загрязнивших мою комнату, возникла более чистая земля, густой дикий лес заметно поредел.
Уже некоторое время я чувствую, как они передвигают большие камни. Кланы организуются. Они вытаскивают из леса пылевые монолиты и придают им форму; они работают днем
