свои, русские.
– Русский русскому, сам понимаешь, рознь. У нас вон купец на мостике стоит и фрегат в бой ведет, а другие на этом только деньги делают. Да и вообще, одни под картечью в атаку идут, а другие в ресторациях пьют да баб щупают. Ты бы с ними что сделал, а?
– На реях бы просушиться развесил. Чтоб проветрились.
– Вот и таких на реях вешать надо. Поверь, если бы ты его пристрелил, было бы проще. На острове, в одиночку он задумается, конечно, но его теперь еще домой везти… Нет, в следующий раз бей в лоб.
– Что про меня потомки скажут…
– Главное, знать ма-аленький секрет.
– Какой?
– Чтобы сохранить свое имя в веках, не забывайте вовремя пороть летописцев.
– Иваныч, а можно я тебе вопрос задам?
– Вроде и так постоянно спрашиваешь, – улыбнулся Гребешков. – Можно, конечно. Спрашивайте, вашбродь.
– Кто ты?
– Я?
– Ты, ты. Не рассказывай только о простом унтер-офицере. Ты себя ведешь не так. Слишком много знаешь, очень грамотно строишь речь, и вообще…
– Ладно-ладно, – Гребешков поднял руки, останавливая лейтенанта. – Давай так. Если мы этот бой переживем, я тебе расскажу. А пока – не стоит тебе об этом знать. И еще. Тебе сейчас тяжело, я понимаю. Главное, не вздумай свое плохое настроение вином заливать. Поверь, не стоит оно того. Во всяком случае, не сейчас.
– Почему?
– Водка – зеркало души. Когда тебе хорошо – станет еще лучше, когда плохо – еще хуже.
– Убедил.
– Ну и замечательно. Ладно, я пошел. Отдыхайте, вашбродь. Утро вечера мудренее.
Он вышел. Александр несколько секунд мрачно глядел ему вслед. Потом взгляд словно бы сам собой перескочил на стоящую рядом, только руку протяни, бутылку. На душе было мерзко. Он поднял руку – и тут же опустил ее. Нет, Гребешков был прав. Не время. Когда они вернутся в Архангельск, он точно напьется, да так, что свиньи завидовать будут. А пока командир должен внушать подчиненным уважение, а не вызывать усмешку. Сегодня он, будем перед собой честными, мог и не справиться. Гребешков появился как нельзя вовремя. Но если завтра он будет мучиться с похмелья, все поймут, из-за чего. И решат, что командира можно заставить плясать под свою дудку. А значит, пробовать его на прочность будут постоянно. Нет уж.
Александр встал, подошел к кровати и, скинув сапоги, вытянулся на ней во весь рост. Длины только-только хватало, равно как и высоты потолков – что ни говори, а росточком его предки не обидели. Британцы же экономили, в том числе и на размерах – не рассчитывали они на крупных, заметно превосходящих их ростом людей. Ну и черт с ними. Вот только думы мучают, не заснуть…
Это была его последняя мысль, после которой усталый лейтенант провалился в объятья Морфея.
Больше всего выматывало ожидание. Дни шли, а французской эскадры не было. Хорошо еще, за все время не случилось ни одного шторма – так пару раз немного покачало, и только. Но бездействие начинало уже бесить. Конечно, они не занимались тем, что зарабатывали пролежни на боках. Непрерывные дневные тренировки стали привычной рутиной и выматывали все меньше, это радовало. Тем не менее мысли о том, что Бойль мог ошибиться, и торчат они здесь совершенно напрасно, все чаще посещали голову лейтенанта. Паршиво…
Возможно, он просто устал. Сказывалось практически непрерывное напряжение последних месяцев – фактически Верховцев не отдыхал с того момента, как покинул Петербург. Плюс тяжелая, на пределе знаний и далеко за пределами опыта, работа. Колоссальная ответственность, и за себя, и за других. Постоянный риск. Тоска по родителям, особенно по матери. Ранения, которые до сих пор толком не зажили. Давящая повязка на груди, отчаянно надоевшая и дающая спать исключительно на спине. В общем, все, о чем он сейчас мечтал – это чтобы ожидание наконец закончилось. Пусть будет вой картечи и треск сталкивающихся бортами кораблей – он это как-нибудь переживет. Но ждать просто не было уже сил.
Когда Александру сообщили о кораблях на горизонте, он в первый момент даже не отреагировал. Ну, корабли. И что?.. За время их патрулирования здесь проходило уже шесть кораблей. Четыре русских и два голландских. Несмотря на войну, жизнь продолжалась, а вместе с ней и торговля. Правда, из Архангельска еще никто не вышел – Бойль, во избежание утечки информации, своим произволом задержал корабли в порту. Страшно представить, как бесились их капитаны – а толку-то?
Однако вскоре из «вороньего гнезда»[49] крикнули о двух кораблях под французским триколором, и в следующий момент все завертелось. Этой встречи ждали все, ждали долго, знали, что она может означать последние минуты их жизни – и не боялись. Как говорили предки, лучше ужасный конец, чем ужас без конца[50]. А ведь у них были неплохие шансы на победу!
Над русскими кораблями взвились британские флаги. Александр не собирался пренебрегать эффектом внезапности. Французы ждут здесь англичан? Вот пусть и верят до последнего, что перед ними союзники. А что не принято так делать, ему было наплевать. Честь – это, конечно, много значит, но куда лучше, если вражеская картечь не успеет хлестнуть по палубе, убивая его людей. Русских людей! Британцы, конечно, поднимут вой – рано или поздно о случившемся узнают все. Что же, Александру было наплевать и на это. Если победит – утрутся, если проиграет, ему будет уже все равно. Мертвецы не плачут.
На мачту он, несмотря на все еще мешающую повязку и боль в поврежденных ребрах, залез с легкостью необычайной. И уже из «вороньего гнезда» смог в деталях рассмотреть два больших корабля, медленно идущих в их сторону. Ветер был слишком слаб, так что плестись они будут долго, и это радовало – надо было еще поднять пары в машине, а это процесс небыстрый.
Александр поразился остроте зрения помора, который первым углядел корабли. Пускай и в подзорную трубу, но ведь углядел! Даже флаги рассмотрел. Сам Александр, несмотря на куда лучшую оптику, смог их различить с трудом. Но зато силуэты кораблей смог оценить – и мысленно похвалил себя за догадливость.
Все же приятно чувствовать себя умным. Они с адмиралом, похоже, оба были правы. Французские корабли шли под парусами, и ни дымка над мачтами! Головным шел фрегат, и даже с такого расстояния легко определить, что был он заметно крупнее «Эвридики». А крупнее – значит, и лучше вооружен, никто не станет строить большое корыто ради десятка орудий.
Второй корабль был заметно меньше и нес иное парусное вооружение.
