Терпеливо стоит службу. Как глупо с ней рассорились. Интересно, она хоть иногда вспоминает обо мне? Очень хотелось её увидеть и все объяснить. Но как это сделать? Я взглянул на далёкие купола Смольного собора. Она наверняка сейчас там. Милая Софья.
Елена Павловна тоже красивая девушка. Но сколько бы я не копался в себе, к ней не испытывал никаких чувств. Разве можно влюбиться в фарфоровую куклу, пусть даже очень красивую? А Софья какая-то необычная, живая. Как за неё молодые гусары заступались, все норовили вызвать меня на поединок. За Софью не жалко отдать жизнь. Почему же так глупо получилось? Возможно, мы больше с ней не встретимся. Да если даже встретимся…. Она меня никогда не простит.
Впереди образовался небольшой затор. Я хотел его объехать.
– Эй, барин, – крикнул мне извозчик из саней. – Берегись. Видишь, вон, там пятно тёмное на льду? Ещё вчера промоина была. Провалишься, потом всплывёшь где-нибудь у Кронштадта.
Я придержал коня.
– Смотри! Смотри! дурень какой-то несётся. Проскочить хочет. – Извозчик показывал на сани, запряжённые резвой лошадкой. Они мчались навстречу нам в объезд затора прямо к вчерашней промоине. Лихой Ванька погонял серую в яблоках кобылку, привстав на облучке. В кузове сидели двое пассажиров, укутавшись в шубы.
– Проскочит? – с тревогой спросил я.
– Кто ж его знает? Пронесёт, так пронесёт. А нет – значит дурак.
Но не успел он договорить, ка лёд затрещал. Извозчики все разом заголосили. Я понял, что случилось что-то неприятное. Увидел, как сани накренились, и стали проваливаться под треснувший лёд. Лошадёнка рванула сани из последних сил, но поскользнулась и упала. Кучер соскочил с козелков и пытался её поднять. Извозчики бросились помогать ему, с опаской взирая на расползающиеся трещины. И никто не обращал внимания на пассажиров, которые барахтались в утопающих санях.
– Помогите! – пищала девушка в собольей шубке.
Я вонзил шпоры в бока коня. Тот захрапел, взбрыкнул. Чуял опасность. Но я понудил его скакать вперёд. Подлетел к саням, нагнулся, подхватил девушку за шиворот. На счастье, она оказалась лёгкой. Кинул её поперёк холки. Мой конь заскользил копытами по льду, захрапел, но все же выскочил на снег. Отъехав чуть в сторону, я передал на руки извозчикам девушку.
– Там тётушка! Спасите её! – истошно кричала она.
Я вновь направил коня к утопающим саням. Конь упирался, пытался встать на дыбы, нервно грыз мундштук, но все же подчинился. Тётушка оказалась ещё легче. Я и её уложил на холку и благополучно предал извозчикам.
– Рви постромки! – закричали мужики. Сани провалились в промоину. Оглобли взметнулись к небу. Хорошо, что успели лошадёнку освободить, а то и её бы утянуло.
Извозчики ругали глупого Ваньку, дали ему пару оплеух.
– А я что? – плаксиво оправдывался детина, потирая затылок. – Мне обещали рубь целковый, коль быстро довезу. А вон оно как – без саней остался.
– Дурья башка – ругали его. – Благодари Бога – отделался легко. А если бы люди утопли?
Но тут же все разошлись и продолжили путь.
Я подъехал к спасённым.
– С вами все в порядке? – спросил учтиво он, тут же чуть не упал с коня, встретив восхищённый взгляд Софьи фон Пален.
Тётушка, старая баронесса фон Ган, ещё никак не могла отойти от испуга. Ей стало дурно. Подоспели другие сани, и баронессу усадили в них, увернули промокшие ноги в тулуп. Но все же старушка смогла произнести:
– Молодой человек, вас нам послал Бог. Скажите, за кого я должна молить Пресвятую Деву?
– Ах, ма тан, – звонко прощебетала Софья, – это же друг папа, Семён Иванович Добров.
– Прошу вас нанести нам визит в ближайшее время? – умоляла баронесса.
– Буду рад, – ответил я вслед убегающим саням.
Не помню, как добрался да пивоварни, как договаривался. Обратной дороги тоже не помню. Мыслями моими завладела Софья. Как же все так чудно случилось? Никак провидение нас свело. Я – её спаситель! Просто сцена из французского романа. А с каким восхищением она смотрела на меня. Как представила мою персону тётушке, словно старого хорошего знакомого. Я тысячу раз представлял себе, как окажусь вновь у дома баронессы фон Ган, как предстану в образе спасителя и, конечно же, увижу её. Она на меня не сердится… – Добров!
Я очнулся от грёз. Стоял перед дверьми в кабинет Императора. Окликнул меня дежурный адъютант. – Вы с докладом?
– Так точно.
– Что-нибудь серьёзное?
– О доставке кваса.
Адъютант прыснул.
– Что здесь смешного? – обиделся я.
– Простите, Добров, но ваш квас сейчас не к месту. У императора генерал-губернатор со всем финансовым ведомством.
Из кабинета вылетел чиновник с озабоченным лицом, чуть ли не бегом поспешил к парадному выходу. Дверь за собой прикрыл не плотно, и я услышал голос императора. Павел говорил резко, отрывисто. Он явно был раздражён, но старался всеми силами сдерживать себя.
– Так сколько выпущено ассигнаций? На какую сумму?
Вы можете сказать хотя бы примерно?
– Примерно на сто восемьдесят миллионов рублей, – ответил робко один из чиновников финансового ведомства.
– А каков доход России за год? – продолжал допытываться Павел.
– Около семидесяти миллионов, – подсказал другой чиновник.
– Это значит, чтобы выкупить все ассигнации, казне понадобится два года, а то и больше? – подсчитал Павел.
– Прошу заметить, что и в этом случае вряд ли удастся ваш план, – сказал генерал-губернатор. – Казна тратит больше, чем получает дохода.
– Каков дефицит?
– При покойной императрице ежегодно от восьми до пятнадцати миллионов.
– У вас есть конкретные предложения, как уменьшить инфляцию? – напрямую спросил Павел.
– Чтобы уменьшить инфляцию, надо уменьшить долю бумажных денег, – ответил генерал-губернатор.
– Изъять все бумажные ассигнации из казённых ведомств и сжечь прилюдно на площади, – приказал император.
– Но, Ваше Величество, – взмолился генерал-губернатор. – Их надо чем-то заменить. Подходит срок выплаты жалования и годовых премиальных. Флот, армия, ведомства…. Как же быть?
Павел задумался. Слышно было, как он чеканит шаг по кабинету. Вдруг шаги замерли. И император решительно сказал:
– Изъять из дворцов все серебро, исключая ценные произведения искусства. Изъять все, вплоть до кофейных ложечек. Все пустить на монеты.
– Этого будет недостаточно, – после некоторого замешательства сказал генерал-губернатор.
– Потребуем взаймы у церкви, – решил Павел. – Надо действовать, господа, а не вздыхать. Будем вздыхать – так и останемся нищими в богатейшей стране. Надо наладить оборот рубля. Рубль должен стоить дорого. Как это сделать?
– У меня есть кое-какие соображения? – подал голос чиновник, отвечающий за монетный двор.
– Докладывайте, – потребовал Павел.
– Нынче наш серебряный рубль имеет лигатурный вес двадцать четыре грамма. А серебра чистого в нем всего восемнадцать грамм. Проба низкая, поэтому он и ценится соответственно – низко.
– Надо повысить пробу? – понял Павел.
– Абсолютно
