Эмерсон тут же бросился к лампе.
– Пибоди, дверь!
Когда все запоры и крючки были на местах, а шторы опущены, он достал из кармана коробочку, расстелил носовой платок и осторожно переложил находку. Я склонилась над столом.
Не устаю повторять, что мой муж – гениальный археолог! Его решение использовать воск было единственно верным; попытайся он вынуть расколотую вещицу по кусочкам, пришлось бы распрощаться с надеждой ее восстановить.
На столе лежало древнее египетское нагрудное украшение, что-то вроде кулона, выполненное в форме жука-скарабея. Центральная часть подвески, вырезанная из ляпис-лазури, практически не пострадала. А вот крылышки из тончайшей золотой нити с капельками бирюзы и сердолика были так изуродованы, что их первоначальную форму мог угадать лишь специалист своего дела – такой, например, как я. По широкому золотому ободу вокруг фигурки жука вилась замысловатая вязь иероглифов. Каждый крошечный значок был вырезан из драгоценного камня и утоплен в золотое основание. От надписи мало что осталось – значок «анх», вырезанный из ляпис-лазури, да чуть видный осколок бирюзы, некогда означавший какой-то иероглиф.
– Боже правый! И как еще хоть что-то сохранилось? Плита могла расплющить это чудо в лепешку.
– Подвеска оказалась под телом грабителя, – объяснил Эмерсон. – Бедолага принял удар на себя. Со временем плита осела, золотые части смялись, но хотя бы не рассыпались в пыль.
Воображение рисовало мне картины драмы вековой давности с такой ясностью, словно мой дух незримо витал в пещере в тот роковой день...
Коптящие светильники едва рассеивают мрак в усыпальнице, крышка саркофага отброшена, пустые глазницы мумии повергают в трепет непрошеных гостей, те мечутся вокруг, хватают пригоршнями драгоценные камни, запихивают золотые статуэтки и инкрустированные сосуды в мешки~ В надежде отвести от себя гнев богов кто-то срывает с мумии царский амулет, вешает на шею, поближе к лихорадочно бьющемуся сердцу, и мчится к выходу вслед за остальными~ Грохот упавшей плиты наверняка прервал сон караула гробницы; жрецы навели порядок в последнем пристанище своего фараона, но не тронули карающую плиту – свидетельство немилости богов к осквернителям вечного покоя фараонов.
Вздохнув, я вернулась из глубины веков в современность. К Эмерсону, который как раз укладывал драгоценную вещицу в коробочку.
– Эх, прочитать бы надпись на ободке, – мечтательно протянула я. – Узнали бы имя хозяина гробницы.
– Ага! – злорадно ухмыльнулся мой муж. – Не догадалась?
– А ты что же...
– А я-то сразу! И ты бы догадалась, если в блеск золота глаза не застилал. Ну давай, Пибоди, шевели мозгами! Просветить?
– Обойдусь! Не мешай, дай подумать. Та-ак... Имя и лицо фараона были стерты... Отсюда вывод – он был из еретиков... Это мог быть даже сам Эхнатон, если усыпальницу принялись готовить в начале его правления, до того как он покинул Фивы и запретил поклоняться прежним богам... Однако из тех иероглифов, что сохранились, «Эхнатон» не получается. А получается... – Я зажмурилась, напрягая память. – Тутанхамон! Вот!
– Угу, – буркнул Эмерсон.
– Что нам известно о правителях этого....
– Хватит, – беспардонно отрезал мой муж. – Мне оних известно все; лекции будешь читать кому-нибудь другому. Поторапливайся, у нас еще полно дел.
Ох уж эта мне научная ревность. Эмерсон терпеть не может быть на вторых ролях. Ну и пусть. «Лекцию» я закончила мысленно, пока приводила себя в порядок для вечернего свидания с леди Баскервиль.
О Тутанхамоне, собственно, мало что известно. Правил совсем недолго; женился на одной из дочерей Эхнатона, но еретические взгляды своего тестя не воспринял... Открытие гробницы любого египетского фараона – удача для археолога невероятная, и все же я была слегка разочарована. Куда любопытнее было бы найти останки кого-нибудь из великих Аменхотепов или, скажем, Тутмосов...
К нашему приходу в гостиной уже собралась вся компания. Эмерсон напрочь забыл о существовании мадам Беренжери. Нужно было видеть, как у него вытянулось лицо, когда он обнаружил на диване дебелую матрону в очередном несуразном наряде а-ля египетская царица. К счастью, мадам, как и все остальные, раскрыв рот внимала рассказу Вандергельта о нашей трагической находке. Американец с животрепещущими подробностями описал останки грабителя (о подвеске он не заикнулся).
– Бедный, бедный... – шепнула мисс Мэри. – Какая страшная судьба! Оплаканный матерью, женой, детьми... он лежал там сотни лет...
– И поделом! – процедила леди Баскервиль. – Преступник другой судьбы и не заслуживает.
– Душа грешника корчится в геенне огненной! – с завыванием сообщила мадам Беренжери. – Страшный суд... вечная кара... э-э-э... Раз уж вы настаиваете, мистер Вандергельт, я, пожалуй, выпью еще капельку шерри.
Американец послушно вскочил. Мисс Мэри побледнела, однако рта не раскрыла. А я, признаться, даже обрадовалась. По мне, чем быстрее мадам допилась бы до беспамятства, тем лучше.
Леди Баскервиль сверкнула злобным взглядом в сторону необъятной фигуры на диване, резко поднялась и заняла излюбленное место у окна. На фоне белоснежных стен ее затянутая в корсет талия выглядела как всегда эффектно, но меня, ей-богу, от этой картины уже тошнило.
– Итак, Рэдклифф... Как по-вашему – мм близки к цели?
– Очень может быть. Завтра на рассвете продолжим работу. Но теперь нам без фотографа не обойтись. Милвертон, вы должны... Проклятье! Где же он?
Век мне не забыть тот жуткий момент. Кровь застыла в жилах, ледяная дрожь прокатилась по позвоночнику. И сколько бы ни фыркал Эмерсон, я буду стоять на своем – предчувствие трагедии камнем легло мне на сердце.
– Наверное, у себя, – повела плечиком леди Баскервиль. – Я сама предложила ему прилечь после обеда. По-моему, его лихорадило.
Взгляд Эмерсона метнулся ко мне. Мы поняли друг друга без слов. Уловив этот немой разговор, леди Баскервиль побледнела:
– В чем дело, Рэдклифф? Что-нибудь случилось?
– Нет, – бросил Эмерсон. – Мне нужен Милвертон. Пойду позову, а вы ждите здесь.
Еще чего! По коридору я летела следом за мужем. Опередив меня всего на пару шагов, Эмерсон без стука распахнул дверь в спальню Артура. В комнате царила темнота, но шестое чувство, которое всегда предупреждает нас о присутствии другого человека, меня не подвело. Здесьникого не было.
– Сбежал! Я так и знала!
– Не спеши с выводами, Амелия... – Эмерсон чиркнул спичкой. – Может, он вышел прогуляться или... – Фитиль лампы вспыхнул, и любые безобидные объяснения растаяли как дым.
Вся спальня была перевернута вверх дном. Дверцы шкафов нараспашку, ящики комода выдвинуты, на полу груды белья и одежды. И лишь кровать, убранная с почти военной педантичностью, выглядела островком спокойствия в этом море хаоса.
