несколько часов. Но вместо него вышел некий молодой человек, о котором Пожарский высказался как о младшем.
– Чушь, он же последний!
– Возможно, нашёл отцовского бастарда?
– Кто знает, кто знает...
Об этом толковали за ужинами, за игорными столами, в модных гостиных и в театральных ложах, в которых продолжали собираться, несмотря на всеобщую настороженность.
Люди верили и не верили произошедшему. И если собрать все эти мнения воедино, хорошенько утрясти и выложить ровным слоем, то главный вопрос, волнующий и сильных мира сего, и не очень, был: как так вообще могло случиться?
Общество пребывало в недоумении.
Но не все. Кое-кто предпринимал решительные действия.
И ЧТО – ТАК ДЕЛАЮТ?!
За завтраком я попросил Пахома:
– Дядька, всё забываю – книгу родов и кланов мне купи. И что там по экипажу?
– Так приказчик ихний просил, когда отдыхать будешь, пригласить его. Цельный каталог обещал приволочь, чтоб выбор, значицца, сделать.
– На субботу зови. Занятий нет, я со Стешей схожу на тренировку и к обеду дома буду.
– Как?! Со мной?! – подскочила Стешка.
– Обижаешь, Степанида! Я же обещал! Ты мой первый лекарь.
– Ура!!!
Пахом отправил ликующую внучку за портфелем, а сам негромко сказал:
– Вчера юрист-то наш все телефоны оборвал, с тобой хотел переговорить.
– Ну, засиделись, бывает.
– Переживал, что магофонный образ у тебя не взял, забыл.
– Так и нету у меня его. Ни магофона, ни образа.
Купить, что ли? А то странно как-то – у всех есть, а у тебя нет, вроде как на улицу без штанов вышел.
– Сильно он просил тебя, Дмитрий Михалыч, осторожней быть...
Кузя, молча попивавший чаёк, поднялся:
– Не переживай, дядь Пахом. Я ж присматриваю. Бдю, не уставая!
– Да ты-то тоже балабол!
Пахом Кузю в человеческом виде как меч совсем не воспринимал.
– Это я специально, – меч подмигнул, – для усыпления бдительности.
– Чьей бдительности-то? – сердито проворчал дядька.
– Всеобщей! – важно ответил Кузьма и подхватил мой чемоданчик. – Вот и поклажу понесу, чтобы наш дорогой князь не перетруждался. Мне, опять же, удобственно: этаким гнётом при случае и засветить лиходею не грех.
– Кстати! – вспомнил я. – Открой-ка, посмотрим – что по показателям?
– Любопытно, подросли ли?
– Ещё как!
Кузя откинул крышку, я прижал ладонь к плашке...
– Тридцать и тридцать один! – вытаращила глаза Стешка, как раз примчавшаяся с портфелем.
Да, было чему удивляться. Если по ёмкости рост в полторы-две единицы при такой нагрузке – ожидаемо, то пропускная способность каналов увеличилась на целую пятёрку.
– Теперь меня официально можно считать не учеником, а подмастерьем, – усмехнулся я.
«Из-за мёртвой энергии, как думаешь?» – спросил Кузя.
«Возможно. Но не точно».
И тут он спросил вслух:
– А не из-за Муромцевой-ли клюки?
Мы уставились друг на друга.
– С Горушем бы потолковать. Может, хоть маленькое подобие сделать получится? У меня немного метеоритного железа лежит.
– Так в субботу автомобильщика спровадим – и сходим.
– Кого, ты сказал?
– Автомобильщика. Ну, продавца этого, который по экипажам. Их ещё автомобилями называют.
– Ясно море. Ладно, пошли резвее, князья не опаздывают.
Кузя захлопнул чемодан и пошёл за мной, философски бурча под нос:
– И рано они тож не приходят. Князь пришёл – значит, и время подходящее, строго правильное.
Опять же, верно.
На подходе к воротам Академии Кузя вдруг хмыкнул:
– Лоханулись мы вчера.
– Это что опять такое?
– Ну, сглупили.
– С этим мудаком, что ли?
– Да не-ет, с костюмом! Надо было предложить его тому швейному дому, где ты его покупал. А они бы нам взамен – нескончаемый набор костюмов.
– И зачем им угвазданные тряпки?
– У-у! Выставили бы в витрине, да надпись заманивающую присобачили, вроде «В наших костюмах сам князь Пожарский не брезгует выходить на смертельные поединки!»
– И что – люди бы стали покупать?
– Ещё как! Это ж такая убойная реклама!
– Серьёзно?
– Я тебе отвечаю, сам видел. «В нашем костюме французский посол выходит на утренний моцион!» – и фотка во всю витрину. Так то фотка! И французишко какой-то! А тут был бы русский князь – и вот оно, доказательство: кровь, гарь, красная пыль Арены, руками пощупать можно!
– Совсем люди сдурели, – не оценил я. – Да и мы с тобой княжеского рода, а не шаромыжники какие-то. Костюмы ещё выпрашивать! Страмота.
Однако, этот разговор заставил меня задуматься и о другом: как мой поединок с историком будет воспринят старшим поколением? А стычка с Илюхой? Да и плевать мне, собственно, кто что подумает, а вот кто и что сделает...
Перед Академией мы успели заскочить в аптеку, прикупить лечилок – сколько в чемодан влезало. Аптекарша при виде меня уже не бродила за стеклом снулой рыбой, а радостно улыбалась. Вот что небольшая денежка «на конфетки» с людьми делает!
СТРАСТИ АКАДЕМИЧЕСКИЕ И НЕ ТОЛЬКО
В коридоре напротив нашей аудитории бурлила шумная толпа. В основном здесь были те, с кем мы вчера в «Ночах Вероны», как любит говорить Илюха, хорошо посидели. Все бодренькие, весёлые – ишь, хитрюги, явно по лечилочке выпили с утра! Впрочем, я тоже.
– Пришли! – крикнул кто-то, и нас с Кузьмой обступили.
Ядрёна-Матрёна, сколько радостных лиц, что-то я даже отвык от такого. Илья – впереди всех, руку тянет:
– Здорово, князюшко!
Я руку пожал, успел спросить:
– Отец не прибил?
– Не-а. Я чоботы нашёл, прикинь! Потом расскажу.
И ещё руки-руки, улыбающиеся девчонки, пальчиками машут. Эх, жаль, никто обниматься не лезет, я бы приобнял...
На перемене между первым и вторым уроком меня неожиданно вызвали в деканат. Болеслав сидел хмурый, вздыхал тяжко.
– Присаживайтесь, Дмитрий, – он сцепил руки в замок на столе и пошевелил большими пальцами, явно не зная, как начать.
Я немного подождал.
– Звали-то чего?
Болеслав снова тяжко вздохнул.
– Дмитрий, вы... в курсе о... кхм... вашем родовом проклятии?
– Что? – вот это новость!
– Нет... Я неправильно выразился... О том, что в случае выхода
