зима, и нам тоже что-то нужно есть! Мы помогаем врагам, а сами будем умирать с голоду?
– Разве они не платят вам драгоценными камнями, как это было раньше? Вы можете продать их.
– Ах, Ваше Императорское Высочество, там ведь почти не осталось людей, какая-то лихорадка выкосила половину островитян. Наши боятся уже и подплывать к островам, оставляют груз на плотах в море, а они потом забирают. Я думаю, что и добывать камни там некому.
– Я решу этот вопрос, – сказал Ралус. – Пока остановите обозы.
В тот же день за ужином, на котором присутствовали и Лура, и Барви, и еще пара вновь прибывших во дворец друзей Ралуса, с которыми я пока не познакомилась, Ралус сказал:
– Мне нужно ехать на острова, посмотреть, что там творится.
– Я с тобой! – встрепенулась я.
– Нет, моя дорогая, дорога назад сейчас слишком опасна, ты останешься здесь, – сказала Рэлла.
Я глянула на Ралуса. Это нечестно! Я попала сюда из-за него! На островах моя семья! Мне нужно домой! И почему Рэлла решает, где мне быть? Но Ралус молчал и избегал моего взгляда. А Рэлла продолжала:
– Зачем вообще туда ехать…
– Я должен знать, что там происходит, потому что там ждут моей помощи, потому что…
– Нас убьют без тебя, Ралус, – перебила Рэлла.
– Нет. Я окружил вас надежными людьми и не уеду, пока не буду уверен, что вы в безопасности.
Рэлла резко встала и ушла, не доев ужин. Виса положила ложку, виновато улыбнулась и поспешила за ней.
– Она боится, – сказал Лура. – И я могу ее понять. Этот дворец, император… от них веет жестокостью и ложью. Да еще и колдун вот-вот явится… Страшно даже мне. А ведь мне уже нечего терять.
– Кроме жизни, – усмехнулся Барви.
– Да, – задумчиво согласился Лура.
Весь дворец будто замер в ожидании. Прислуга, советники, стражники – все косились на нас с Ралусом и Рэллой и всех тех друзей Ралуса, что приехали сюда. Мы будто держали оборону крепости. И мне казалось, абсолютно все догадывались, что Ралус – это Ралус, а никакой не Ронул.
Ралус и Рэлла часто ссорились.
Однажды мы сидели втроем в кабинете Рэллы, и Ралус опять начал разговор, который быстро перерос в ссору.
– Мы оба знаем, что из меня получится плохой король, а из тебя – прекрасная королева!
– Безрукая королева!
Ралус поморщился:
– Мы оба знаем, что ты можешь обходиться без рук.
– Нет, не могу! – взъярилась Рэлла. – Как, скажи на милость, мне подписывать указы? Чем держать скипетр? Как…
– Я нашел в Риле удивительного мастера, – тихо и проникновенно сказал Ралус. – Он из пьятов. Он умеет из дерева и железа делать руки и ноги, которые крепятся к… в общем, они как настоящие, и если носить платье с длинными рукавами…
– Уходи, Ралус.
Если бы у нее были руки, она зажала бы уши. Но рук не было и не было Висы, чтобы сделать это за Рэллу. Я знала, что Ралус прав, и, когда он с нарочито вежливым и холодным поклоном вышел, я не пошла за ним. Я осталась, чтобы сказать:
– Он уйдет. Он уйдет все равно, и я тоже. Мы можем жить здесь год или два, какое-то время он будет выполнять свой долг, чтобы остаться в живых, защитить тебя и меня, свои начинания, все те указы, которые облегчили жизнь островам и другим народам. Но через какое-то время он все равно уйдет. Наша жизнь, моя и его, принадлежит Семи островам.
– Почему не Империи? Он родился и вырос в этом дворце, он Вандербут!
– Но он ей не принадлежит. Он сам выбрал свою родину и служит ей честно и от всего сердца.
Рэлла помолчала. Потом прищурилась, будто ей в голову пришла какая-то важная мысль.
– Он влюблен там в кого-то?
Я покачала головой: не в этом дело. Даже если и влюблен, вернется на острова он не поэтому.
– Он не может оставить меня тут одну! Меня живьем съедят!
Я рассмеялась:
– Они подавятся, Рэлла! И потом… они не посмеют. Ведь ты будешь их королевой.
Прошло еще два дня. Я бродила по парку, навещала с Ралусом могилу его матери, помогала разбирать письма, вышивала узор на Патином заплечном мешке, пряла удивительно тонкую пряжу из шерсти хофоларских овец, которые теперь паслись на равнинах Империи, прислушивалась к дворцу. Ралус отправил Барви на острова, и я передала с ним мешочек орехов, сушеных яблок и семян тыквы для Книты. Я очень надеялась, что они живы.
Рэлла не выходила из своей комнаты. Но на третье утро я увидела в окно, как они с Ралусом гуляют по парку и о чем-то разговаривают. В этот же день Ралус отправил надежного человека в Рилу, а портным велел сшить мне удобное дорожное платье. Потом они закрылись с Рэллой в кабинете и долго разбирали документы, спорили, но не сильно.
Я все чаще пряталась в коридоре пустых комнат – так я называла его про себя. Мне было почти хорошо здесь, и я ни разу тут никого не встречала, коридор был заброшенный и тихий. Мне было тяжело с Рэллой. Ее одиночество и несчастье расходились от нее, как волны, накрывали меня с головой, и почему-то я начинала чувствовать себя виноватой: в том, что у меня есть руки, что я пряха, что мои родители любили друг друга, что эта жизнь мне в радость. Ее присутствие тяготило меня, но вместе с тем я не могла без ее историй. Мы часто сидели в ее кабинете по вечерам, и она рассказывала мне о себе, о Ралусе и Ронуле, об их матери, обо всем, что окружало их тогда, в детстве. И о Тэлле. Я собирала по крупицам жизнь своего отца, и рассказы Рэллы были нужны мне как вода в жаркий день. Они были живыми, ее рассказы, живыми и удивительно настоящими, будто это и мои воспоминания тоже. И мне хотелось слушать их еще и еще.
Я не сразу поняла, что Рэлла принимает мое любопытство за привязанность лично к ней. Но чем больше она рассказывала, а я слушала, тем чаще она требовала меня к себе и обижалась, если я вдруг вышла без нее в сад или не рассказала, что делала утром. Она просила рассказывать ей все: что я видела, слышала, что я чувствовала. Мне было странно и тяжело, я не привыкла делиться и очень уставала от ее заботливого внимания. И я снова и снова сбегала в дальние коридоры и галереи, стараясь не думать, какими печальными будут ее глаза, когда она опять спросит меня, где я пропадала.
Я толкнула дверь комнаты, в которую еще ни разу не заходила, и вздрогнула:
