вас? — спрашиваю я.
— Да, отличный день, но, блядь, я хочу быть владельцем всего этого, — она машет в сторону двери квартиры. — Вместо того, чтобы получать проценты.
— Понимаю.
Внутри меня все переворачивается, поскольку подозреваю, что получатель «всего этого» — я. Если бы я еще работала над заданием, то одежда была бы частью представления. Но сейчас? Даже не знаю, что с этим делать, кроме того, что я теряю аппетит.
Лифт издает сигнал, и она заходит, подгибая пальцы на ногах и совершенно не заботясь о том, что ее ноги испачкаются. Она замечает, что я бесцеремонно разглядываю ее голые ступни, и подмигивает мне.
— Я помою ноги, когда вернусь домой. Убедись, что получишь хорошие чаевые. Он может себе это позволить.
Я нахожу маму и Йена, сидящими в гостиной за бокалом вина.
— Тайни, — моя мама плачет, когда я вхожу в комнату. Я кладу свой шлем на кухонный островок и осматриваюсь. Йен сидит на диване, закинув ногу на ногу. Он переворачивает страницы альбома, которые подозрительно напоминают те, что мама сделала пока была здорова. Она на кресле перед диваном, бокал — на столике рядом с ней. Одежда развешена по всей мебели в гостиной, видны оранжевые и красные цвета, несколько кусочков черного. На обеденном столе около восьми коробок обуви, а также несколько упакованных в чехлы сумок.
И вся эта щедрость, на самом деле, злит меня. О, возможно, я должна быть в восторге, и мне хотелось бы пойти в гостиную и сесть рядом с Йеном, пить вино с ними. Но есть кое-что, что беспокоит меня. Когда эти двое так уютно устроились и составляют планы? И моя мама. Я чувствую себя преданной.
Зная, что веду себя нелепо, я стараюсь скрыть свое раздражение, пряча голову в холодильник. Вижу тарелку с макаронами и ставлю ее в микроволновку, нажимая на кнопку «Попкорн», потому что разбираться с этой техникой слишком сложно. Я пыталась научиться использовать все кнопки, но не думаю, что мне это необходимо.
Полагаю, поэтому я злюсь. Йен ведет себя так, словно намеревается стать с нами лучшими друзьями, и моя мама верит в это. Такое чувство, будто за меня уже все решили. Кроме того, я даже не могу возразить, не выглядя при этом полной идиоткой.
Я вытаскиваю тарелку, ругаясь что она горячая, и несу в столовую. Отодвигаю коробки и ставлю ее на стол. Наверное, мое мрачное настроение очевидно, потому что смех и болтовня в гостиной стихают. Я добавляю «убийца настроения» в свой список недостатков.
Мама суетится рядом со мной, прилагая чуть больше усилий, чем я видела от нее в последние недели, и слегка обнимает мня.
— Рада видеть тебя дома, дорогая. Пожалуй, я пойду в спальню и немного почитаю перед сном.
— Хорошо, — бормочу угрюмо. Она колеблется, а затем снова прижимает меня, прежде чем исчезнуть в коридоре.
— Я думаю, ты обидела свою маму, — замечает Йен, опускаясь на стул напротив меня. Это тот же стул, на котором он просил сосать его член. И хотя о деньгах не было речи, сумма, которую он потратил на одежду для меня, похожа на оплату натурой. Когда я не отвечаю, он тяжело вздыхает и вытягивает свои длинные ноги.
Поскольку я не знаю, что сказать, то продолжаю есть свою пасту, пока не исчезает вся лапша и овощи. Режим попкорна хорош для подогрева пищи, но только если не передерживать больше двух минут. Может, мне не придется учиться пользоваться микроволновкой.
Я ополаскиваю грязную тарелку, загружаю ее в посудомоечную машину и выпиваю воду из бутылки. Выбрасываю пустую емкость в мусорный бак, который замечаю под раковиной.
— Не разговариваешь со мной? — Йен следует за мной на кухню и прислоняется к столешнице.
— Не знаю, что сказать, — говорю ему спокойно. Хватая еще одну бутылку воды, прохожу по коридору и иду в комнату, которая временно является моим домом. Кровать заправлена, и синяя футболка Йена, в которой я спала, аккуратно сложена. По всей видимости, здесь каждый день бывает горничная.
— Сколько стоит это место на самом деле? — спрашиваю Йена, который входит за мной и прислоняется к стене. Он закрывает за собой дверь, но не подходит ко мне ближе.
— Пять миллионов, плюс-минус несколько сотен тысяч.
Хорошо, что я лежу, меньше шансов упасть.
— Тебя беспокоят деньги, Тайни? Потому что мне показалось, что ты говорила, что все дело в деньгах.
Он насмехается надо мной, но мягко и без злости.
— Я не знаю, что происходит, — медленно говорю я, уставившись в белый потолок. Здесь он выглядит обычным, гораздо лучше, чем в моей старой квартире. — Я чувствую, словно играю с тобой в догонялки. Я сказала, что выполню для тебя проект Хоу, а теперь, кажется, ты увольняешь меня. Ты тратишь на меня деньги… — я борюсь с желанием озвучить слова той женщины, — как будто покупаешь латте в Старбаксе, и это заставляет меня чувствовать, что мы никогда не будем равными.
— Для тебя важно равенство между мужчиной и женщиной? — он отходит от стены и присаживается на край кровати. Я двигаюсь, не уверена, ближе к нему или от него.
— Разве для тебя это не так? — возражаю я.
— Мне важно только то, что важно для тебя.
Он осторожно садится рядом, стараясь не задеть меня.
— Это так быстро, Йен, и я не компания по производству пластика. А девушка, которая переезжает в эту квартиру, получает всю эту одежду. И когда ты говоришь, что заинтересован во мне серьезно, в то время, как мы даже не знаем друг друга, это смущает. — Я считаю, что нет смысла уклоняться от правды. — Я не знаю, насколько этот контракт реален.
Он двигает меня ближе, и сильной рукой разворачивает мою голову так, что мы смотрим друг другу в глаза.
— Что я хочу? Это не игра, — говорит он резко.
Я не могу скрыть свое отчаяние.
— Это все для меня слишком сложно. Я не знаю правил и боюсь, что в процессе ты сделаешь мне больно.
Йен отпускает мою шею и притрагивается к щеке.
— Позволь мне сказать, что ты должна знать обо мне. Я верный и щедрый, но мне нравится делать все по-своему.
— Последнее не совсем плюс, — бормочу я.
— Кто сказал, что я перечислял достоинства? Я тот, кто я есть. Я хочу тебя, Тайни. В своей постели и в своей жизни. Ты не уволена. Мы пересматриваем нашу ситуацию. Давай наслаждаться друг другом здесь и сейчас.
— Как долго?
— Так долго, насколько это возможно. Скажи мне, чего ты хочешь, Тайни.
