отступлю.
Первые дни было сложно понять, что со мной происходит, но общаясь с Данилом и Лимией, я смогла уравновесить состояние. Научилась не только противостоять накатывающим внезапно эмоциям, но и различать их. Будто щупать, пробовать на вкус. Радость сладкая, как вишневая карамель, печаль горчит, как полынь, страсть острая, жгучая, сильнее перца и надолго оставляет горячее послевкусие, сомнение скорее соленое, будто морская вода… Только у любви не было вкуса. Это чувство словно ускользало от меня, не получалось понять, каким оно должно быть.
Испытывать то, что никогда не испытывала, было сложно. Удивительно, но каждое новое чувство приходило водопадом эмоций. Снося меня с пристани тишины, на которой я привыкла одиноко стоять, в бушующее жестокое море.
Когда налетало неожиданно и бесконтрольно, меня бросало в жар, я краснела, задыхалась, плакала и пряталась ото всех. Лимия говорила, что похоже на откат после сильного заклинания, и предположила, что это предвестник очень важного события: скорее всего, ко мне вернется память. Я этого безумно желала и позволяла чувствам брать надо мной верх, надеясь, что это ускорит восстановление.
Даже симпатии к принцу позволяла прорываться в сердце, даже страсти завладевать разумом. Я жаждала вспомнить все! Если это поможет, я на готова и на большие жертвы.
Марисса проверила, что согревающий купол держится крепко, задержала взгляд на принце, но заметив, что я сжала кулаки, проворковала:
— Ладно, я пойду проверю остальных. Побудешь с ним?
— Это обязательно? — я прищурилась. Мне и оставаться не хотелось, но и отдавать Синарьена кому-то… Никогда не думала об этом, но стоило представить, что он касается другой девушки, у меня закипало все внутри. Глупости какие-то… но я и это позволила себе чувствовать.
— Мало ли, — протянула Марисса. — Купол не стабильный, может слететь от неосторожного касания, тогда красавчик замерзнет. Я могу посидеть, если хочешь, — она склонила голову на одну сторону. — А ты проверь в соседней комнате больных, только не подходи близко, только на купола посмотри, все ли держатся. Чернота — штука очень заразная.
Глядя, как девушка уселась возле принца и ласково поправила его одеяло, меня пробило огненной стрелой.
Нельзя его ревновать. Я не собираюсь наследника к себе привязывать, хочу отпустить. Он ведь не останется здесь, со мной, планирует вернутся на Энтар, я с ним не полечу… Чувствую, что разгадка моей жизни на ладони, что я рядом со своей семьей, нужно лишь выбраться из темного замка.
Я помчалась в коридор, подгоняемая сильными эмоциями, и, согнувшись у стены, долго не могла отдышаться. Было ощущение, что у меня забрали нечто жизненно важное. Я приложила ладонь к груди и прислушалась. Мое сердце лупило часто, захлебываясь в ударах. Второе отзывалось слабо и очень редко.
Из-за двери, где лежал принц, послышался тонкий голосок. Марисса попала сюда с Земли несколько месяцев назад. Лимия многих неучтенных магов собирала в замке, чтобы уберечь от властей и жрецов. Оказывается, на Ялмезе с этим строго. Стоит выйти за границу пустоши, силу мага могли почувствовать Исполнители. Я мало что в этом понимала, а изучить историю пока не успела, занималась другими, более важными вопросами. Например, искала, как правильно отрезать реализованную истинную стигму. В книге, что дал Данил, был вариант разрыва до единения, после него все усложнялось и для ритуала нужны большие затраты магических сил и наличие неизвестных мне артефактов. Я в черной безжизненной пустыне, где не цветут растения и водятся только некоторые хищники и птицы-стервятники. Я с нестабильной магией и расшатанными нервами. Не потяну нагрузку, даже если все необходимое найду и буду полна сил. А моя слабость и опустошение — это смерть для Синарьена. Нужно найти способ отвязать его безболезненно и забрать недуг. Я с ним как-то справлялась раньше…
Если принц дойдет до критического состояния, мне придется снова уступить, вытащить его в тепло лаской, окунуться в пытающее и незнакомое чувство дикого голода. Пусть Синар не заслужил, но его жизнь тесно связана с моей, и я не позволю ему умереть.
И сама умирать не хочу. Да и жадность к новым эмоциям брала верх. Я хотела испытывать все больше и больше. Хотела остроты и ярости. Невыносимо было признавать, но я хотела объятий принца.
— Холодное сердце не смеет любить, — тихо и мелодично запела Марисса. Эхо коридоров растягивало звуки, уносило слова и разливалось переливами где-то в глубине замка. — Холодную душу не согреешь собой…
Мне стало нехорошо. Я отлепилась от стены и побрела в соседнюю комнату, но пронзительный голос магички все равно долетал до слуха, будто преследовал:
— Бессмысленно верить, бессмысленно выть… Внутри вместо радости только боль.
Я дернула ручку и провалилась в густое молоко, разбавленное голосами.
— Она ничего не вспомнит…
— Но это незаконно.
— Значит, перед законом отвечать буду я. Ты выполняешь приказ.
Меня выдернуло в реальность и бросило вперед. Дверь распахнулась, и я, не удержавшись, повалилась на пол. Перед носом оказалась кровать. Теплый защитный купол задрожал от моего вмешательства, заискрил и рассыпался. Я поднялась на колени и заглянула в серое лицо больного. Его щеки почернели, вокруг глаз не мешки, впадины. Когда-то рыжие волосы, стали бурыми, сбитыми в колтуны. Мужчина был крупным, толстым и совсем молодым, кожа отливала синевой, а дыхание едва прослушивалось.
Я перевела взгляд на свои покалывающие ладони и чуть не упала от ужаса. Пальцы сжались на руке больного, черная гадость тонкими ниточками забралась по моей слишком белой коже, будто ветви плетущего растения, и сковала локти. Я отшатнулась, но не смогла преодолеть притяжение. Упала ниже, на колени, позволив черноте разрастись и наброситься на лицо.
Какое-то время я ничего не чувствовала, меня словно парализовало, а потом в груди очнулось пламя. Только не желто-красное, а неоново-белое. Это пламя сцепилось с черной тварью. Веточки, что прицепились к моей коже, затрещали, замерзая, выбелились и рассыпались мелкой пылью. Вихрем оторвавшись от меня, они взвились в воздух, закружились вьюгой и накрыли мерцающей пеленой тело рыжего парнишки.
А затем магия взорвалась.
Меня высоко подбросило и резко швырнуло в угол, где я забылась в болезненной тьме.
Тишина была жгучей. Как плеть, что уже взлетела, но все никак не ударит.
Тело разгорячилось, волосы взмокли, в горле стояла невыносимая сухость. Я перевернулась на живот и попыталась подняться. Не получилось. Словно что-то придерживало сверху, царапало спину, стискивало ягодицы, ныряло под край сорочки и ласкало промежность. Я застонала и, преодолевая тяжесть, перекрутилась в постели на бок. Каждое движение обжигало кожу и распаляло сильнее.
Простынь и одеяло будто обнимали, закутывали в облако похоти и
