проверченную для дыхания дырочку в крышке ящика) разгорелась грызня. Одни стояли за то, чтобы повернуть в Самарканд за подкреплением, другие — чтобы следовать утвержденным инструкциям и совершить посадку. В это время басмачи вывели серба, и он прокричал свое предостережение. Это решило спор в пользу осторожных. На борту был запас динамитных шашек, и кто-то надумал накрыть банду посредством бомбардировки. Как известно, Керим сумел избегнуть смерти и подбить аэроплан, тот взорвался вместе со всем экипажем, исключая сокрытого в сейфе Пафнутия.
— Ну вы и наворотили! — вынес заключение Вадим, дослушав невеселую повесть. — Цвет политуправления положили ни за что, ни про что!
Радовало лишь то, что среди погибших не значилось никого из собратьев по особой группе. В пилотском кресле сидел не Макар, а не знакомый Вадиму летун. Имена остальных бойцов тоже не говорили ни о чем. Но это не значило, что на их загубленные жизни можно было начхать.
— Не я воротил. — Пафнутий состроил повинную гримаску и растопырил длинные руки, вылезшие из пиджачных рукавов. — Согласья нет в товарищах когда, пойдет ли что на лад?
— Ты б еще Пушкиным прикрылся, — заворчал Вадим, но наезжать на приятеля не стал. В чем было виноватить горе-Гудини, если тот свою задачу выполнил до точки? Лежал себе и лежал, как приказано. А что другие обмишулились, так это уже их оплошка.
Коли вдуматься, полег цвет политуправления все ж таки не зазря. План шефа хоть и своеобычно, но сработал: нет уже ни Керима, ни его банды. Только Гюльчатай уцелела.
Жива ли, кстати? Вадим шагнул к ней, чтобы проверить, но она, словно уловив его намерение, отлепилась от песка, мутно посмотрела сначала на убитого Керима, потом на стоявших перед ней победителей.
— Связать ее не мешает ли? — зашептал Пафнутий Вадиму.
Она услышала, перекривилась.
— Не надо связывать… Хотите сделку? До Алтынкана вам не добраться. Лошадей нет, верблюдов тоже, а пешком без воды — верная гибель.
Пока шло протвостояние с Керимом, Вадим действовал по ситуации и не загадывал, что будет после. Он и теперь считал, что самое трудное позади, а остальное устроится само собой.
— Не запугивай! Аэроплан не прилетит обратно в Самарканд, и сегодня-завтра там забьют тревогу. Пошлют людей на р-розыски, дойдут до крепости, и все образуется.
Гюльчатай удостоила это бравое заявление горьким смешком.
— Они будут ждать дня два, не меньше. А сколько занимает путь сюда от Самарканда, помнишь? Вы сдохнете от жажды. Если тебе надоела жизнь, я не настаиваю. «Настоящий борец за социалистическое будущее должен быть готов к самопожертвованию. Положить самое себя на алтарь победы — вот истинный подвиг, достойный коммунара».
Последнее она процитировала с особой язвительностью.
Ехидна! Раздавить бы, но в том-то и штука, что ее обидные слова — не пустой звук. Вадим обмыслил их. Все запасы воды и еды завалены камнями, и не факт, что уцелели после взрыва аэроплана. Добираться до них — дурное дело. Только время убьешь, а в итоге можешь получить фигу на постном масле.
Пешкодралом до Алтынкана без воды не дотопать. А где ее взять, воду? Павлуха перебивался, облизывая сырые стены подземного хода. Но он был один и не вылезал на поверхность, под всесожигающее солнце. Влаги в подземелье ничтожно мало, фляги ею не наполнишь. А других источников на обозримом пространстве нет. Так что кругом права дерзостная сучка: издыхать им тут, коли не откроет она некоего секрета, которым, как видно, владеет.
Аннеке в переговоры не вступала, отмалчивалась. Ей, совершившей переход через пески и познавшей все коварство пустыни, спорить было не о чем. Храбрился только Пафнутий. Он еще не обвыкся здесь и плохо представлял себе, с чем столкнулся.
— Ночами идти если, легче будет. Винтовки есть, пистолеты, наганы… Какого-никакого зверя добудем: пойдет и на пищу, и кровь пить можно…
Вадим приструнил его. Тоже мне специалист по выживанию! Из цепей и колодок высвободиться — это ему запросто, а того не уразумеет, что пустыню, как и сильного супротивника на поле боя, шапками не закидать. Теплая кровь на жаре — так себе питье. От нее с непривычки нутро наизнанку вывернет, еще скорее обезводишься.
— Нечего турусы р-разводить, — сказал он Пафнутию. И далее говорил уже с одной лишь Гюльчатай: — Что за сделка? Только учти: больше ты меня не проведешь.
— Хочешь, верь, хочешь, не верь, — отозвалась она безэмоционально. — Но, кроме меня, вам помочь некому.
— Тогда не тяни!
Он рванул ее за руку, поставил перед собой, чтобы смотреть прямо в глаза. Не прочитал в них ничего потайного. Хотел было применить гипноз, но она, как и ее муж, оказалась крепким орешком, зашторила мысли непрозрачным занавесом.
Заговорила ровно, без извивов:
— В трех верстах отсюда есть оазис. Пальмы, родник — все, как полагается. Места здесь почти нехоженные, поэтому о нем мало кто знает. У Керима там лагерь оборудован, оттуда мы и выдвигались, когда надо было вылазку сделать.
— Значит, в этом оазисе и продовольствие хранится?
— Да. Еще оружие, боеприпасы, кони пасутся… Если дойдете до него, считайте, что спаслись.
— Где он? Укажи дорогу!
— Я вам карту нарисую, по ней сориентируетесь. Но взамен… — Гюльчатай примолкла.
— Что взамен? Жизнь тебе сохранить и на свободу отпустить? Я согласен.
Вадим не помышлял о том, чтобы ее обмануть. Пускай себе живет. Без своего господаря она — ноль без палочки. Останется в Туркестане — рано или поздно попадет в застенки, а улизнет за границу — баба, как говорится, с возу.
Но она огласила другое требование, неожиданное:
— Свобода мне не нужна, да и жить незачем. В древности, когда умирал великий правитель, вместе с ним умирали и его жены. Керим не был правителем, но по-своему он был велик… Помогите мне перенести его вон туда, — она показала на нагромождение бесформенных кирпичных блоков, образовавших в углу бывшей крепости подобие навеса, — и дайте гранату. Это и есть мое условие.
Вадим задумался. Лукавит, не лукавит? От нее всего можно ожидать. Но вскоре придумал выход. Пока она рисовала карту, он и Пафнутий перетащили убитого Керима под крышу, которая грозила подломиться под собственной тяжестью. Гранату Вадим закопал в хлам, рассчитав, что Перепелкиной понадобится не менее двух минут, чтобы до нее дорыться. Приказал своим отойти от развалин. Взял намалеванный на носовом платке чертежик, где кружочком был обозначен оазис, а стрелочками — путь, ведущий к нему.
— Это русло сухой реки, — Гюльчатай нарисовала угольком кривую линию вдоль стрелочек. — Идите по нему, не собьетесь.
Вроде все понятно и похоже на правду. Вадим спрятал платок в карман, объяснил,
