думал, ошибка, может. Надеялся, сейчас они что-то скажут и все проясниться. Но… Еще хуже вышло. Про Славика обсуждали. Ленка у Симонова спросила, не боится ли он, от Славки в рожу получить. А Леха ответил, что он итак далеко зашел. И что цель оправдывает средства. А Ленка потом еще уточнила, все ли Аглая Никитична сделает из обещанного. И Симонов ответил, мол, все. Если Аглая за что-то берётся, всегда до конца доводит.
Глава 22
— Мы едем в Москву. — Торжественно сообщил довольный батя.
Пожалуй, если бы сейчас в кухню вошел Галилео Галилей и сказал, что земля ни хрена не вертится, а стоит на трех слонах, эффект был бы не столь мощным. В кухне повисла пауза. Минуты на две. Потом раздался грохот. Это мать выронила половник, которым собралась наливать борщ. Я подавился чаем. Вернее сначала я подавился чаем, сделав неудачный глоток. А потом уже был половник. Сказать, что мы оба охренели, это ничего не сказать. Потому что столь неожиданных слов не ожидал никто.
— Виталик… — Родительница бочком подобралась к отцу, наклонилась совсем близко и принюхалась. — Ты что, скотина такая, выпить успел? Завязал же. Клялся и божился.
— Валентина! — Батя погрозил пальцем. Но куда-то в сторону. Перед материным лицом размахивать рукой не решился. Она у него и так одна.
Тем более, половник мать сразу подобрала, а, учитывая, что алкоголя в отцовской крови не имелось ни грамма, я бы заметил, велик шанс ему этим половником отхватить за лишние телодвижения.
— Какая Москва? Ты собирался обсудить с Сергеем Николаевичем, как быть дальше. Славику как быть…На кой черт нам теперь Москва. И кто «вы», не пойму? С дружками своими опять спелся?
— Ну, как бы тут согласен. Зачем нам в Москву, если только что оттуда? — Я подключился к беседе, пока батя и правда не огрёб.
Чашку с чаем пришлось отставить в сторону. Судя по настрою отца, у которого лицо светилось, будто ему в лотерею выигрыш прилетел, новости еще не все. Этак захлебнуться можно из родной посуды, в родном доме. Чувствую, что-то нам сейчас еще будет сказано. Что-то крайне неожиданное.
Мы сидели дома, за столом. Мать накрывала ужин. Вернулись буквально минут двадцать назад. Успели только руки помыть, переодеться. Батя выглядел загадочным и молчаливым, теперь понятно, почему. Готовил свое фееричное выступление.
Из Дворца Спорта он вышел один. Сергея Николаевича не было. Это расстраивало. Мне показалось, тренер настроен нормально, но раз говорить со мной не захотел, значит, не очень хорошо все.
Соответственно, я подумал, наверное, порешали без меня, и даже спрашивать ничего не стал. Вроде бы настроился хоккей бросать, а все равно свербило где-то глубоко в душе. Зачем переживать лишний раз. Кончилось и кончилось. Все.
Отец тоже к разговорам не стремился. Он был погружен в себя и что-то явно осмыслял.
Подошел к нашей компании, кивнул пацанам, будто до этого их не видел, хотя вообще-то совсем недавно даже разговаривал с ними, а меня поманил рукой.
— Славик, давай двигать на автобус. Время уже позднее. А то пешком попрем, через поля. — Бросил он мимоходом и направился в сторону дороги.
Я пообещал друзьям завтра приехать в Воронеж, чтоб снова встретиться. Новости, рассказанные Федькой произвели серьезное впечатление. Эмоции у всех били через край.
Порядьев упорно клеймил Постникова званием предателя, сам Постников пытался объяснить, что и без того последние нервы вытрепал с этой ситуацией, Никитос просто был расстроен. А я вообще не знал, что думать. Вернее, знал. Но как-то не верилось во все произошедшее.
Если объективно посмотреть на ту историю, которую Федька поведал, то выходило… Дерьмо полное выходило.
Ленка, ладно. Ясно с ней все. Захотела насрать и насрала. Но Симонов? Никто из нас этого вслух не сказал, однако, кусок разговора, Федькой услышанный, вызывал очень много вопросов. К Лехе, естественно.
Поэтому до самого дома и я, и батя молчали.
Он размышлял о чем-то своем. Я думал, естественно о Лехе. Гонял мысли по-всякому, но ни черта не мог сообразить. Зачем? Почему? А главное, как?
Когда зашли в дом, отец тоже особо не кинулся разговоры разговаривать. Хотя мать топталась уже на пороге. Увидела нас еще в окно, когда мы топали по улице. Она заметно нервничала и переживала.
— Алеша дома? — Спросил я первым делом.
— Дома, дома… Уроки делает. Ну?! Почему молчите, как партизаны?!
— Валентина, я не пойму, это что за беспредел? Даже баба-яга в сказке добрых молодцев сначала накормила, напоила, а потом уже ерунду всякую мутить начала. А ты с порога нам допрос устраиваешь.
— Слушай, сказочник…— Мать толкнула отца в бок. Несильно, больше для проформы. — Ладно, мойте руки и за стол.
Уговаривать ни меня, ни батю не пришлось. Мы быстро переоделись, заскочили в ванную, по очереди, естественно, а затем уселись за стол.
— Где Алеша? — Снова спросил я.
— Да Господи…Что ты заладил? Сейчас придёт. — Спокойно ответила мать, а потом гаркнула так, что барабанные перепонки чуть не лопнули. — Алексей! Нук иди быстро ужинать.
Она взяла половник, помыла его, все-таки, на полу валялся, и начала разливать борщ. Я особо есть не хотел, поэтому просто плеснул себе в чашку чая. Вот как раз в этот момент отец и сообщил удивительную новость.
— А я сказал, едем в Москву! — Совершенно серьезно отрезал батя, когда наша первая реакция стала чуть менее острой. А потом еще для демонстрации серьезности намерений хлопнул ладонью по столешнице.
— Да зачем? Не пойму. — Мать начала заводиться. — Славке нервы трепать? Ты же сам сказал, с ментами свяжешься, только хуже выйдет.
— Я, да. Я сказал. А вот умные люди считают иначе. Ты борщ-то лей! Сдохнем от голоду, пока у тебя ступор пройдет. Тогда точно, ни Москвы, ни хрена.
Мать пробормотала себе что-то под нос и, схватив тарелку, бухнула туда сразу два половника горячего.
— На! — Посуда с исходящим паром борщом оказалась ровно перед отцовским носом. — Теперь, наконец, объяснишь?
— Валентина…ты как-будто не знаешь этикету. Когда я ем, я глух и нем. — Батя потянулся за ложкой, но моментально огреб по руке.
— Щас кто-то точно станет и глух, и нем. Язык твой вырву, который, когда не надо, метет, что помело. А когда надо, не дождёшься от тебя…
В этот момент кухонная дверь открылась
