сердца. Стараясь не тратить драгоценное время, уходящее безвозвратно, я направился к ближайшему звуку, исходящему из дальней комнаты на этом этаже. По фотографической памяти, я вспомнил, что она являлась смежной с кабинетом Кирилла Антоновича.
Обходя лужи крови и стараясь не наступать на распростертых оперативников, я быстро добрался до нужного места и готовый ко всему, резко отворил дверь.
Директор службы безопасности лежал на полу, уткнувшись лицом в разбросанные по всей комнате бумаги и папки с файлами. Расползшаяся вокруг него лужа бурой жидкости, говорила о незавидном его положении. Щупать пульс даже не требовалось — все слышалось и так. Жить ему оставалось не более десятка минут.
Перевернув его и осторожно усадив спиной к перевернутому столу, я похлопал его по щекам, приводя мужчину в кратковременное чувство и присев напротив, снял с лица маску для большей узнаваемости.
— Кирилл Антонович! Генерал! Да просыпайтесь уже! Вам осталось не так много времени!
— Знаю, — тихо практически на грани человеческого слуха, произнес он после продолжительной паузы.
— Где мои дочери?
Мне так часто приходилось прокручивать в голове эту фразу, но я и подумать не мог, что она будет произнесена в подобных условиях. Часто виделось избиение бывшего начальника, допрос с пристрастиями, но вот чтобы все происходило именно так — никогда!
Кирилл захрипел, закашлялся… Левый бок его военной одеждой был разорван чем-то острым и большим. Остатки жизни вытекали из его пока еще дышащего тела. Он пытался сказать что-то важное. Это угадывалось по его расширенным глазам и попыткам исторгнуть из себя воздух, которого оставалось все меньше и меньше. Его рот открывался и так же в безмолвии закрывался.
— Ну же, Кирилл, соверши в жизни хоть что-то хорошее!
Медленно, но верно я впадал в отчаяние. Что будет, если он не успеет все сказать? Не сможет! На сколько вздохов хватит его организма?
— Красный Бор… детский распределитель… Они пока там… до завтра…
Тело дернулось, голова медленно склонилась к груди и жизнь навсегда покинула это тело.
Было ли мне его жаль? Нет. Без всяких сомнений — нет. Но уважение к покойному я все же проявил: аккуратно опустил его тело на пол, закрыл ладонью остекленевшие глаза и произнес единственную известную мне молитву — «Отче Наш». Потом встал и не оборачиваясь вышел из комнаты.
Что ж, можно сказать, дело сделано и следовало возвращаться обратно. Следовало оставить все как есть и навестить дядю Сашу, перекантоваться до рассвета и отправиться за дочерями. Однако существовал за мной должок и не малый — Карина. Обещал я ее отцу, что верну его дочь в целости и сохранности.
«Подкорректируем планы: хватаем в охапку девчонку, отводим в безопасное место. Моем, переодеваем, кормим, поим, лечим… Я мотаюсь в Красный Бор за детьми, отправляемся на родину предков Карины — в сочинские горы. Что ж, беготня предстоит отменная. Главное успеть вовремя. Будем молиться Богу, чтобы все прошло успешно. Иначе другого шанса уйти в тень не представится. Надоело уже от силовиков улепетывать».
Я слышал нарастающий шум биения сердца, но никак не мог до него добраться. То двери, ведущие в следующие комнаты оказывались запертыми, то упирался в глухую стену, то сам звук уходил в другое место (не научился еще полноценно использовать свою возможность).
Очередное помещение оказалось местным моргом. Человек на сто, если верно определил взглядом, хотя могло быть немногим больше. Я проходил мимо них даже не вглядываясь в лица. Зачем? Все они были однозначно мертвы, а рассматривать жмуриков совершенно не хотелось. Накрытые белой простыней по самое горло, они не вызывали у меня никакого интереса.
Я проходил и проходил мимо их рядов, продолжая прислушиваться к биению сердца, как вдруг, взгляд вырвал из общей массы знакомое лицо. Остановившись, я поискал замеченного ранее и наткнулся на нужное в десятке метрах от меня. Да, без всякого сомнения это был он — несостоявшийся хозяин нашей с Мариной квартиры. «Интересно девки пляшут! Сергей! Значит вот они как с тобой поступили. Что ж, будем знать. Свое ты получил с полна. Хорошо, что руки тогда не замарал твоей кровью. Видишь, как оно все вышло. Значит, правда восторжествовала!» Обойдя тело мужчины, я посмотрел по сторонам, вырвав еще несколько образов, виденных ранее и пошел по своему направлению дальше. «Думаю здесь не мало тех, с кем мне довелось столкнуться по тем или иным причинам, начиная с момента выхода на свободу и заканчивая этими днями. Со мной опасно становится иметь дело. Пора заканчивать со всем этим сбродом. Где тут у нас живой человек?»
Пройдя помещение насквозь и выйдя через другую дверь в коридор, я прошел по нему до упора и убедившись, что живой именно там — открыл дверь.
Полутемный серый коридор сменился ярким светом подобии лаборатории в крупных научно-исследовательских институтах (доводилось побывать и там по долгу службы, когда работал еще на федералов.
Мягкий теплый свет лился из потолка из многочисленных светодиодных ламп. Его с лихвой хватило бы не на такую крохотную комнату, где-то четыре на четыре метра, а на целый спортивный зал. В развороченной мебели, под столом с перевернутыми химическими веществами, облитого с ног до головы какой-то плохо пахнущей жидкостью (даже мой нос учуял подобное) я обнаружил пожилого мужчину, с седыми ка мел волосами и такой же бородой. «Либо старик не следил за собой, либо имелись другие веские причины находиться в таком неряшливом состоянии». Спутанные в клубок, слипшиеся словно от масла, они вызывали отвращение. Да и сам человек больше походил на бомжа, чем на ученого.
Долго не раздумывая, я приподнял и отодвинул в сторону придавивший его стол, смахнул с тела пробирки, баночки и колбы, и перевернул его на спину…
— Клеменков Игорь Васильевич… младший научный сотрудник… — прочитал я его нашивку на халате.
«Ничего себе! Младший! Если он младший, то старшему тогда сколько лет?»
— Эй, отец, — похлопал я его по щекам, — ты живой? Идти сможешь?
В том, что он выживет, я не сомневался. Сердце, хотя и приглушенно, но работало четко. Страх — да. Ужас — тоже есть немного. Даже паника и обреченность, можно сказать. Но во всем остальном этот человек был здоров и мог составить конкуренцию любому среднестатистическому дедушке.
— Отец, ты меня слышишь? — вновь спросил я, приподнимая его за голову.
Мужчина глубоко прерывисто вздохнул и часто-часто задышал, словно от вспомнившегося потрясения. Затем открыл глаза и затравленно осмотрелся по сторонам.
— Он ушел? — тихо спросил он, словно боясь своего собственного голоса.
— Ушел. Про кого вы говорите? Кто он?
