оглядела царящий здесь сумрак. Воздух в гроте был сырой, но довольно приятный, и в нем пахло мхом, лишайником и… чем-то знакомым, чем-то, словно бередящим ее заблокированную память.
– Бри? – прошептала Фрэнсин, чувствуя присутствие маленького призрака.
Она обвела грот взглядом. В нем было достаточно места, чтобы Фрэнсин могла сесть в его середине по-турецки. Из пары отверстий наверху, похожих на слуховые оконца, сюда падал свет. Здесь имелись два мшистых камня, находящихся по разные стороны плоского камня побольше – ни дать ни взять стол и стулья. Во всем этом было что-то… знакомое. Безотчетным движением Фрэнсин протянула руку к природному выступу на одном из валунов, расположенному чуть выше ее головы, и пошарила, пока ее пальцы не коснулись чего-то мягкого и сырого. Она сняла с полки этот предмет и, вглядевшись в маленькую тряпичную куклу, изумленно покачала головой.
Пошарив на полке еще, нашла там и другие детские сокровища: книжку Беатрис Поттер о ежихе Ухти-Тухти со страницами, склеившимися от сырости, но с еще различимым изображением ежихи на обложке; огарок свечи, жестянку с яркими разноцветными пуговицами и булавками, теперь уже ржавыми; старую жестяную коробку из-под печенья с давно облупившейся краской, в которой когда-то, возможно, хранилась еда, теперь превратившаяся в ядовито-зеленую плесень.
Последним она достала с полки маленький игрушечный трактор, кажущийся неуместным среди остальных предметов, явно девчачьих. Он был совсем новым, на его красной краске не было видно ни одной царапины.
Фрэнсин сложила все вещицы на камень-стол и не без труда села на один из камней-стульев.
Кажется, ее память начала пробуждаться. Она бывала здесь прежде.
Трактор медленно покатился по неровной поверхности камня-стола и остановился, наткнувшись на жестяную коробку из-под печенья.
Фрэнсин испустила трепетный вздох, чувствуя, что глаза ее наполнились слезами облегчения.
– Привет, Бри.
Что-то легко коснулось ее волос. Она улыбнулась и, обведя грот взмахом руки, сказала:
– Мы часто приходили сюда, когда ты была жива. Мы здесь играли. – Это не было вопросом. – Это странно, но у меня такое чувство, будто я пришла сюда, приведенная воспоминанием, которого я не помню. – Фрэнсин прищурилась в сумраке, глядя на противоположный край стола и жалея о том, что не может увидеть Бри. – Это было… важно для нас, – добавила она, нащупывая путь среди спутанных эмоций и догадок. – Это было наше тайное место.
Фрэнсин долго сидела молча. Ей хотелось о стольком расспросить Бри, хотя она и знала, что не сможет получить членораздельный ответ. Бри всегда была частью ее жизни, даже тогда, когда из живой сестры превратилась в мертвую. Переход, который не помешал их отношениям.
Молчание тянулось и тянулось, нарушаемое только царапаньем колесиков трактора, который Бри катала то туда, то сюда.
– Я знаю, что ты моя сестра, – начала Фрэнсин, – и знаю, что ты утонула в колодце. Почему мы оказались в колодце, Бри? – Воздух пощекотал ее шею, но какой от этого толк? – Это действительно был несчастный случай?
Она вспомнила, как пару дней назад, когда она смотрела в колодец, что-то попыталось столкнуть ее туда. Это было так реально…
– Тебя и Монтгомери утопил отец?
Солнце продвинулось дальше, в маленький грот проник луч его света и озарил пляшущие пылинки, так что они стали похожи на бриллианты.
Фрэнсин покачала головой.
– Это кажется нелогичным – ведь все, с кем я говорила, уверяли, что он обожал Монтгомери… но не нас. Не своих дочерей. Нас он ненавидел. – У нее мелькнула какая-то смутная мысль, она попыталась ухватиться за нее, но та уже упорхнула. Фрэнсин мрачно улыбнулась – оказывается, подсознательно она приняла подозрение Мэдлин о том, что Джордж Туэйт убил своих детей.
– Я надеюсь, что это и правда был несчастный случай, просто ужасный несчастный случай, – сказала она Бри, которая принялась гладить ее волосы, как будто в маленький грот проник ласковый ветерок. Фрэнсин перебирала в мозгу возможные варианты, но быстро отбрасывала их один за другим. – Если тебя не столкнули в колодец, значит ли это, что ты в него упала? – Она напряглась, когда ее охватило еще одно ужасное подозрение. – Может, это Монтгомери упал в колодец, а мы залезли туда, чтобы вытащить его?.. Нет, ерунда какая-то. Он же еще не умел ходить. Ему было всего восемь месяцев. – Но, когда щекочущий ветерок обвил ее затылок, ужасное подозрение переросло в еще одну ничем не подкрепленную теорию. – Бри? Ты имела к этому какое-то отношение?
Ветерок тут же унесся в противоположный конец грота, сменившись холодом, в котором чувствовалось недовольство.
Фрэнсин сидела совершенно неподвижно, боясь, что Бри уйдет, если она будет задавать не те вопросы, и через некоторое время укоризненный ветерок прилетел опять и зашевелил волосы на ее виске.
Опасаясь, что она со своим последним вопросом, возможно, напала на след, но что, если она будет настаивать, Бри покинет ее, Фрэнсин решила сменить тему.
– Это отец проник в наш дом, Бри? – Ей было страшно произнести эти слова вслух; она боялась человека, которого не могла вспомнить. Но ей было отчаянно необходимо узнать ответ на свой вопрос, пусть даже у призрака.
Косой солнечный луч упал на мшистый камень-стол и осветил маленький красный трактор. Тот покатился по неровной поверхности и снова уперся в жестяную коробку.
Фрэнсин выдохнула воздух, который невольно задержала в легких. Это было подтверждением ее догадки, и другого подтверждения ей не требовалось.
– Почему он сбежал? Что произошло в тот вечер?
Окутанная молчанием Бри, Фрэнсин не знала, какие вопросы ей задавать, более того, не была уверена, что действительно хочет получить на них ответы. У нее было слишком мало информации, чтобы понять все это, не запутавшись еще больше.
Глава 14
Как только Фрэнсин зашла в дом, ее плечи одеревенели – она ощутила злобное напряжение, которое давило на нее, пока она не ссутулилась под тяжестью невысказанных истин и ложных воспоминаний.
Скорчив гримасу, Фрэнсин заставила себя выпрямиться и торопливо прошла в комнату Мэдлин. Вся одежда сестры по-прежнему находилась здесь, разбросанная тут и там, что было типично для Мэдлин. Фрэнсин не была уверена, что сестра выполнит свою угрозу уехать, поскольку та жила, повинуясь порывам, и, скорее всего, сказала это сгоряча. Фрэнсин надеялась, что она останется, и сожалела об их ссоре. Ей было нужно, чтобы рядом кто-то был, кто-то живой, а Мэдлин была единственной оставшейся у нее родней.
Она спустилась на первый этаж, схватила поднос с чистящими средствами и принялась убирать дом в попытке навести порядок в том хаосе, который царил в ее голове и состоял из обрывков мыслей,
