палки заставлять человека работать? Нет, вот они с Алексеем Николаичем три-четыре дня поработают, и переводите Хамулу слесарем. Но у Перминова нет начальника планово-распределительного бюро, а в отделе труда и заработной платы вообще одна нормировщица сидит. Что будем делать?
Вылегжанина помолчала, вздохнула, будто решаясь на отчаянный шаг.
— Раз уж Вы сами к нам зашли… Можно с Вами откровенно? Это Ваш Воронин разогнал ползавода.
— Валентина Дмитриевна, да что вы все в один голос: Ваш Воронин, Ваш Воронин… Никакой он не мой, заберите его себе.
Она рассмеялась.
— А потому, что он нам всем пригрозил: вот приедет Дипнер, мы с ним вместе с вами всеми разберемся. Вы меня извините, но с нас и Воронина хватает. Он чуть что, кто ему слово поперек скажет, тут же: пишите заявление! Вот и остаются у нас Федоренки да Окишевы, те, что Воронину в рот смотрят. Такие хорошие работники ушли…
— А если мы попробуем возвращать этих работников на завод?
— Да Вы что! Воронин строго-настрого мне запретил пускать на завод тех, кого уволил. Даже Топалову запретил вход на завод.
— Игорю Алексеевичу? А он что, уже выписался из больницы?
— А Вы знаете Топалова? А! Вы же тоже из Казахстана, как я не догадалась? Вместе с ним работали? И даже дружили? Игоря Алексеевича на заводе любили. Он нас всех здесь собрал. Только очень доверчивый он был. И лихой, его Чапаевым у нас называли. Да, вышел из больницы, недавно звонил мне, спрашивал, приехали Вы или нет.
— Я с Ворониным договорюсь, он снимет запрет на бывших. Так как с отделом труда? Мне сказали, что была здесь какая-то Наталья Алексеевна…
— А Вы договоритесь с Ворониным, и я ее к Вам приведу… Уже уходите? И чаю не попили… Вы знаете, ко мне ведь заходят, спрашивают про Вас, спрашивают, надолго ли… А теперь мы на Вас только и надеемся…
С Ворониным я договорился.
— Как знаешь, тебе с ними работать. Только по-товарищески тебя предупреждаю, тебе кадровичка будет навязывать эту… как ее… Семенову, они с ней подруги. Так ты ее не бери. Редкая стерва, еле от нее избавился.
Стерва оказалась старой девой тридцати пяти лет, худющей, с умными пронзительными глазами и безапелляционными суждениями. Всю свою жизнь она проработала на нормировании и организации труда, и, наверное, кроме работы у нее мало что было в этой жизни. Такие люди надевают кожанки и идут на баррикады в годы революций. Я собирался совершить маленькую революцию на этом заводе и собирал отряды повстанцев. Оказалось, что мои мысли по установлению укрупненных нормативов для рабочих вместо непонятных им, спущенных сверху норм полностью совпадали с ее идеями. Теперь она работала одна, вместо трех прежних нормировщиц, и всюду успевала. Раз в неделю Наталья просилась ко мне на прием и доверчиво докладывала мне обо всех своих новшествах. Ей нужно было мое ободрение, она его получала и вылетала из кабинета главного инженера вдохновленная и стремительная.
На завод приехала Майорова. Несмотря на свою тучность и одышливость, Ирина Георгиевна обладала злющим языком и строптивым нравом.
— Смирнов меня послал разобраться, что Вы здесь творите с Вашим Ворониным.
— Да вы что, сговорились, что ли: Ваш Воронин, Ваш Воронин! — взорвался я. — Не мой он, а ваш, и до ручки завод довел с вашего попустительства!
Меня понесло, и я выложил Майоровой все, что думаю о Воронине. Ну, почти все.
— Ну-ну, успокойтесь, про Вашего Митрофанушку мы всё знаем. Выглядите Вы не очень. Тяжко достается? Жена-то приехала? И где Воронин Вас разместил? А, в гостинице. Там, где сам сначала жил. Ну ладно, Вы мне расскажите, какие Вы тут самовольно планы даете производству и что за нормативы устанавливаете.
Я разинул рот:
— А Вы откуда про это знаете? Я же не звонил…
— Откуда-откуда… От верблюда… От Воронина Вашего, он — Смирновский наушник. Звонит ему каждый день и всё про Вас подробно докладывает.
— А Воронин откуда знает? — удивился я. — Он же на заводе почти не появляется, а в цехах вообще не бывает…
— Ну, Эдуард Иосифович, Вы как ребенок маленький. У Воронина есть агент, Людка, фамилия у нее такая… на букву О.
— Окишева, что ли?
— Вот-вот. Она все сплетни по заводу на Вас собирает и Воронину в уши вливает.
— Ну а Вы-то откуда всё это знаете? — вовсе изумился я.
— Хэх! На то я и куратор завода, мне положено знать все. Откуда? Это мое дело. Рассказывайте, только всю правду. Я всё равно всё узнаю.
Я честно выложил Ирине Георгиевне всю ситуацию на заводе и как я собираюсь вытаскивать завод из пропасти.
— Вы только не мешайте мне. Через четыре-пять месяцев я рассчитываю выйти на выполнение плана. Не справлюсь — секите мне голову.
— Ладно, головой своей не разбрасывайтесь, она еще пригодится Вам, да и нам тоже. Я доложу Смирнову, что Вы всё делаете правильно. А Вы будьте осторожны, оглядывайтесь по сторонам. Когда разгребете хвосты по поставкам?
— Думаю, в следующем месяце. Я Петрову это поручил, он только этим и занимается. Уже по трем хвостам подписал сверку с заказчиками.
О грядущем появлении на заводе Воронина я научился узнавать по голосу Людки, раздававшемуся в приемной. Она заглядывала и ко мне. «Как Вы тут? Может, чего надо?» — «Спасибо, Людмила Прокопьевна, у меня всё в порядке». Людка проявляла бешеную активность. Гремела какими-то ведрами, орала на уборщиц, отчитывала секретаршу. Вскоре появлялся и Анатолий Митрофанович. Я заходил к нему, говорили о том о сем. Я коротко информировал Воронина: производство идет выше графика, приняли трех сборщиков, в цех заготовки Перминов нашел молодого парня, готовим на начальника планово-распределительного бюро, трудно с обеспечением вагонами, ты бы, Анатолий Митрофанович, съездил поговорил с отделением дороги, мы же теперь отгружаем больше.
— Ну ладно, — соглашался он. — Заеду обязательно. Я поехал, в обком зачем-то вызывают.
Следом исчезала и Людка.
Людка Окишева работала завхозом с особыми полномочиями. Раньше она работала в гостинице, ну, там, где я сейчас жил, а прежде, пока не получил квартиру, жил Воронин. Особыми полномочиями Людки были: право в любое время заходить к директору и право обругать и обхамить любого, кого захочет. Ее муж Федя Окишев служил при Воронине юристом. Прежде, в бояринцевскую эпоху, он отвечал на бесконечные бояринцевские письма, а теперь писал ответы на многочисленные претензии заказчиков конструкций. Он заходил ко мне, протягивал замусоленные листочки, написанные ученическим почерком корявыми фразами: «Поскольку митал не смог придти на завод, вашу притензию не признаем».
— Это как же так он
