там и улыбался. Понимаешь ты? Часто я улыбаюсь? Вот. А там, среди бандитов, я улыбался и чувствовал себя счастливым. И не тебе, никому другому её у меня теперь не отнять.
— Рик, она может уйти сама. И ты знаешь, что она это сделает. У нее понятие о гордости и чести развито не меньше, чем у тебя. И если сейчас она делит с тобой постель, то это совсем не значит, что ей эти чувства у нее не развиты.
— Перестань. В ближайшее время повода у нее не будет. А даже если вмешаются непредвиденные силы, она не сможет уйти. Я сделал для этого всё. Потратил кучу сил и времени. Да я в своей жизни ни разу так долго не ухаживал.
— Рик. Вот об этом я и беспокоюсь! Именно поэтому и прошу тебя все прекратить!
— Поздно. И потом, ты так привязался к ней?
— Привязался? Рик, о чем ты? Она милая девочка и я по-своему забочусь и люблю её, но ты мне как сын. Я вырастил тебя, когда ты остался сиротой. И именно о тебе я волнуюсь. Она справится.
— Она справится? Обо мне? Я сильнейший маг области! Я член совета Двенадцати! О чем ты?
— Именно ты оплел вас нитями силы, именно ты связываешь судьбы, и когда она начнет их рвать, пострадаешь ты.
— Она не сможет. А даже, если и получится, я справлюсь. Но уверяю тебя, что этого не случится.
— Хорошо. Я поверю тебе. Только прошу, не будь таким самоуверенным. У тебя много силы, но мы не до конца знаем и её возможности.
— Арчи, кроме нее и её трио самоубийц никто не пришел мне на помощь. Никто. Все друзья оказались бессильны против власти Совета магов, — он помолчал, а потом продолжил.
— Вот так живешь, имеешь кучу приятелей, друзей, должников. Но когда нужно ради тебя залезть на гору оказывается, что и некому.
— Я бы… — начал Арчибальд.
— Я знаю, Арчи, только ты и эти четверо. Они полезли на гору, даже не думая, о каких-то там запретах. Я не откажусь от нее. Ты не убедителен.
— Ты нашел того, кто заплатил разбойникам?
— Нет. И это меня беспокоит. Кто-то очень меня не любит. Но я надеюсь, что неудача поумерила его пыл. И он, на какое-то время затаится. Это даст мне возможность и время его найти.
— Ладно. Надеюсь, ты прав, и все обойдется, — ответил Арчи.
А я решила, что хватит подслушивать. Это, в конце концов, некрасиво! Да и к тому же, ничего особенно нового я все равно не услышала. Про эти нити мне уже кто только не говорил. А Арчи просто еще не совсем от ран оправился. Всего месяц прошел после его ранения, вот он и суетится на пустом месте.
— Что обойдется, Арчи? — сказала и вошла в кабинет.
— Разумеется празднование Нового Года. Приготовления уже начинаются. Нужно обеспечить порядок и безопасность. И Арчи надеется, что обойдется без драк и шумных попоек. Ты давно пришла?
— Только что, — ответила я, подходя и усаживаясь ему на колени.
— А у меня для тебя сюрприз. Хочу показать тебе одну картину. Мы идем сегодня в гости к моему другу, она висит у него. Надеюсь, тебе понравится, — сказал он и поцеловал меня.
Я стояла задумчиво перед картиной и не могла понять, что тут особенного? Вилф фон Боде, друг Рихарда, видимо, понял мое недоумение, поэтому поспешил вмешаться:
— Неска Клариса, это же великий Тициан Вечелио. Неужели, вам не нравится?
— Безусловно. Но все же это не «Венера Урбинская» или «Кающаяся Мария Магдалина». Просто заказной портрет не очень и симпатичной девочки, и ее совсем не симпатичной собачки. Рихард, не смейся. Ну, не нравятся мне эти комнатные создания. Я вообще больше кошек люблю. А если собак, то больших.
— Клари, солнце мое, а мне вот и ребенок, и собачка очень даже нравятся. Девочка непосредственная и живая. И собачка прелесть, — ответил герцог, продолжая улыбаться.
— Ты как всегда прав, дорогой друг. Это один из первых портретов детей, которых перестали изображать, как маленьких взрослых. И это, безусловно, целиком и полностью заслуга Тициана Вечелио. Вы вспомните, неска Клариса, эти парадные портреты детей, которые выглядят, как взрослые, — с воодушевлением продолжил Вилф фон Боде.
— Да. Вы меня убедили. Но все-таки, Рихард, что тебя заставило обратить на него мое внимание? Только то, что это Тициан Вечелио? — всё-таки неспроста меня Рихард привел сюда.
— Ты права. Один, безусловно, важный факт. Это Тициан, и он в частной коллекции моего дорогого друга. И Вилф любезно разрешил тебе ее магически осмотреть, — и он кивнул Вилф фон Боде. Тот в ответ так же склонил голову.
— А что еще? — не унималась я.
— Девочку на портрете зовут Клариса Строци. Ей тут два года. И её мать была переселенкой. Она почему-то настояла на таком имени для дочери. И именно по её заказу сделан этот портрет. Но и это еще не всё. Посмотри на украшение девочки, свисающее с её пояса.
— Н-да. Необычно. Что это? Длинная золотая цепочка обвивает талию, а на конце цепочки, спускающейся почти до пола, что-то вроде шарика? — Я с интересом рассматривала такое украшение.
— Неска Клариса, это называется помандер. Сейчас его иногда называют «золотой апельсин». В наше время это все больше новогоднее украшение, но раньше у него было много назначений. Через две недели новогодние гуляния. Вы много, где их увидите, — ответил мне Вилф фон Боде.
— Ты дотронешься? — и Рихард протянул руку к картине, как бы приглашая.
И опять все горело. Огромный костер, в который кидали все что подвернется и самое ужасное, что горел и дом.
— Тициан, не делай глупости! Они всё сжигают! Магическая чума — это не шутки! — кричал какой-то мужчина, перекрикивая треск костра.
— Я не дам им спалить картины Джорджонне! Пусть он и умер от чумы, но его картины не погибнут вместе с ним. Через них нельзя подхватить магическую чуму. Это ерунда! — ответил ему высокий мужчина с орлиным профилем. Длинный римский нос, глубокие глаза и богатырское сложение возвышали его над людьми, закутанными в черные балахоны. И тут он сорвался с места и побежал в горящий дом.
— Сумасшедший! Там же краски! Это опасно! — но его никто не слушал.
Время тянулось и казалось, что Тициан не выберется, но вот в горящем проеме дома показалась его мужественная фигура. В обеих руках у него были свернутые в трубки холсты. Он был просто утыкан ими, как некий еж. Они торчали во все стороны, полностью скрывая его лицо.